Украинские поселения с характерными хатами-мазанками и камышовыми крышами возникли на новой батьковщине – в Кулундинской степи. Немало удивлялись приезжие рубленым домам сибиряков: «Люди живут в дровах! Наши-то из кизяков сделаны!»
Сельскохозяйственное освоение Сибири. XVII–XIX века
Колонизация Сибири и развитие сельского хозяйства (XVIII – начала XIX века)
В XVIII – начале XIX в. Сибирь заселялась традиционными способами. Продолжалась вольнонародная колонизация; цена реформ Петра I оказалась для населения настолько высокой, гнет новых налогов и резко усилившегося крепостного режима в европейской части России такими непосильными, что бегство оттуда, в том числе и за Урал, приобрело широкий размах. Уход в Сибирь мог быть полностью тайным; иногда оформлялся документ на временный отъезд – «покормежный паспорт». Однако такие паспорта чаще всего оказывались просроченными, и в конце концов государство разрешило оставлять в Сибири тех посадских или государственных крестьян, которые не имели этого документа или относились к «не помнящим родства», а в середине XVIII в. – продлевать паспорта непосредственно в сибирских губерниях.
Помещичьих, дворцовых и монастырских крестьян государство пыталось все более настойчиво возвращать прежним владельцам, однако, как и в XVII в., это удавалось далеко не всегда. Сибирская администрация, не имевшая больших возможностей для розыска беглецов и заинтересованная в хозяйственном освоении подведомственных территорий, постоянно обращалась в столицу с предложениями не высылать пришлое население назад, с чем центральным властям нередко приходилось соглашаться. Масштаб вольнонародной колонизации из-за Урала оценить из-за отсутствия достоверной статистики невозможно, но наиболее заметной она была в первой половине XVIII в. во вновь заселяемых районах, особенно на юге Западной и в Восточной Сибири.
Принудительная колонизация Сибири по сравнению с XVII в. увеличилась в связи с организуемым казной освоением недр Алтая, Присаянья, Забайкалья, масштабными работами по созданию Московского тракта и строительству укрепленных военных линий. При этом насильственному перемещению подвергались как жители европейской части страны, так и сами сибиряки. Часто это были люди, нарушившие господствовавший в России крепостнический принцип соответствия сословного положения и рода деятельности, а также места жительства: посадские, жившие не в городе, а в деревне; сельские жители, «не имевшие хлебопашества и промыслов» и т. д. Активно переводились служилые люди с их семьями и чины регулярной армии, в служебные обязанности которых подчас входил и подневольный земледельческий труд, и заводские работы. Наиболее массовый перевод в призаводские округа состоялся во второй половине 1750-х – начале 1760-х гг. как из-за расширения Нерчинских заводов, так и из-за обострения отношений с Китаем. В Забайкалье тогда было перемещено около 4 тыс. сибирских крестьян и посадских.
Ссылка в Сибирь по-прежнему имела и полицейско-карательное значение. Сюда ссылали участников народных восстаний, пленных, беглых и бродяг, от которых отказались владельцы; различных уголовных преступников; по воле помещиков – их крестьян (в зачет рекрутской повинности), а также государственных крестьян и посадских по приговорам их общин и т. д. Весомый вклад в освоение Сибири внесли крестьяне, ссылавшиеся «за продерзости» по указу 1760 г. Только за 20 лет (с 1760 по 1780 г.) таких крестьян, по приблизительным данным, переселили от 40 до 60 тыс. (мужчин и женщин), главным образом в южносибирские районы. Точное количество ссыльных определить трудно еще и потому, что до места назначения редко доходила четверть отправленных, да и те не всегда приживались без достаточной экономической помощи (а иногда и вовсе без нее), без защиты от произвола властей. Крупным актом правительства стал указ 1799 г. о поселении в Забайкалье 10 тыс. ссыльных. Пренебрежение к человеческой жизни в крепостническом государстве привело к огромным людским страданиям и потерям в ходе выполнения этого указа: Забайкалье не смогло сразу принять и обустроить такое количество сосланных; через пять лет оказалось, что поселили только 610 чел., а еще почти 12 тыс. мучались в пути. Даже сенатская комиссия, организованная для проверки выполнения указа, пришла к выводу, что был потерян счет погибшим переселенцам и затраченным средствам. Однако переселение не отменили, лишь возложили на губернаторов ответственность за размещение ссыльных и расширили регион расселения, включив в него всю притрактовую полосу. Ссыльнопоселенцы теперь направлялись в основном в Иркутскую и Томскую губернии. В Иркутской губернии администрация строила специальные деревни, в которых селили только ссыльных, призванных заниматься сельским хозяйством. Однако казенное попечение не привело к их процветанию. В начале 1820-х гг. во время ревизии М. М. Сперанского из 10 тыс. водворенных в них ссыльных недосчитались около 2,5 тыс. чел. Ссыльные из-за нищеты не платили государственных податей, отчего за ними накопилась огромная недоимка. Казнокрадство и самоуправство чиновников было непременным спутником этого казенного переселенческого проекта. Ущербность положения ссыльных усугублялась и отсутствием среди них достаточного для создания семей количества женщин (по мнению М. М. Сперанского, их было не более 1/10 общего числа), а местные жители крайне редко вступали в браки со ссыльными. Из ежегодного количества ссыльнопоселенцев в 4–5 тыс. чел., по мнению того же М. М. Сперанского, прочно оседали на земле не более 200 семей, остальные же на всю жизнь становились бессемейными, не имевшими потомства наемными работниками.
Малая эффективность ссыльнопоселенческой колонизации, связанные с ней огромные людские потери, рост социального напряжения в государственной деревне Европейской России приводили к попыткам отойти от привычных мер внеэкономического принуждения в заселении Сибири. В 1822 г. появляется указ «О дозволении казенным крестьянам переселяться на земли сибирских губерний», однако его воплощение в жизнь оказалось связано с тянувшимися годами бюрократическими процедурами оформления выезда и «натурализации» на новом месте, отсутствием свободы выбора места поселения и действенной помощи в длинном переезде, подчас приводившем к полному разорению.
Естественный прирост населения в Сибири был значительно выше общероссийского: в целом сибирское русское население с 1710 по 1795 г. выросло в 2,7 раза. Ведущую роль в заселении края в XVIII в. играли уже местные жители, а не внешний приток из-за Урала. Во внутрисибирских миграциях выделяются межрайонные (самые трудные и далекие), внутрирайонные (освоение периферии, чаще всего южной, ранних районов колонизации) и внутриведомственные (перемещения на небольшие расстояния внутри уездов, слобод, волостей). Наиболее интенсивным был последний вид миграций. Именно он привел к появлению большинства населенных пунктов, развитию хозяйства районов и уплотнению их населения. В целом же внутрирайонные и внутриведомственные миграции были наиболее выгодными для крестьян, позволяя переселяться практически без хозяйственных потерь.
Сельское хозяйство Сибири продолжало оставаться экстенсивным; весь XVIII в. территория аграрно-экономических районов увеличивалась. Граница земледелия сдвинулась на сотни километров к югу, уходя местами южнее 55° с. ш. Хлебопашество «ясачных», внедрение картофелеводства отодвинули и северную границу, которая была устойчивой у 59–62° с. ш., но у 64°, несмотря на усилия местной администрации, она не утвердилась; нарымская, туруханская, охотская и якутская пашни здесь много раз запустевали. В целом, в конце 1840-х гг. вся распаханная площадь с залежными землями занимала более 4551 тыс. десятин (8874, 45 тыс. га), не считая лугов и сенокосов. В Западной и Средней Сибири наряду с перелогом утверждалась паровая система земледелия – трехполье, а в Восточной Сибири – двухполье. Усовершенствуется основное орудие земледельцев – соха, которая теперь уже не только рыхлит, но и отваливает пласт почвы в сторону с помощью отвала. Первое применение плуга в Сибири отмечено у русских староверов, насильственно переселенных в Забайкалье (вторая половина XVIII в.). Однако до середины XIX в. пахали в основном все же старыми сохами с одним или двумя сошниками. Для уборки сена использовали традиционную косу-горбушу, в XIX в. появляется коса-литовка. В XVIII в. стали преобладать яровые рожь, пшеница и овес.
Социально-экономическое положение Сибири в XIX веке. Сибирское областничество
С ростом капиталистических отношений в Европейской России и распространением их вширь на территории окраин усиливается переселенческое движение в Сибирь, что приводит к росту числа мануфактур, сельскохозяйственного производства, золотодобывающей промышленности, торговли, развитию речного транспорта. Тем не менее развитие сибирской промышленности сдерживалось, поскольку большая часть сибирских доходов уходила за пределы региона. Это давало все основания в экономическом отношении считать Сибирь колониальной территорией.
Колониальная политика царизма в Сибири вызывала протест разных слоев населения России. Следует отметить, что революционеры-демократы, такие как А. И. Герцен и Н. П. Огарев, требовали для Сибири областной автономии с собственной Думой и своим Законодательным собранием.
Идейные предпосылки областничества были связаны с пробуждением патриотических чувств в среде сибирских интеллигентов, с осознанием ими нужд Сибири и выступлениями против колониальной политики самодержавия.
В середине XIX в. формируется политическое направление сибирских областников. Общественный подъем в Сибири 50-х – начала 60-х гг. явился начальной вехой в формировании единого общесибирского лагеря прогрессивных общественных сил. Важной составляющей в общественно-политическом движении Сибири явилось возникновение в нем своеобразного направления «областничества», которое отразило как черты общероссийского революционно-демократического движения, так и требования, рождаемые своеобразием социальноэкономического развития Сибири.
В обстановке подъема массового народного и общественного движения сибирская молодежь устремляется в учебные заведения Европейской России. Толчком к образованию кружков студентов (землячеств) послужили революционные события конца 1850-х – начала 1860-х гг., отмена крепостного права и деятельность революционеров-демократов. Сибиряков не оставило равнодушным заявление А. И. Герцена о передаче земли крестьянству и предоставлении провинциям автономии вплоть до «полного слития» или «полного расторжения». Свою лепту в формирование взглядов будущих областников внесли выступления М. А. Бакунина и М. В. Батушевича-Петрашевского об освобождении Сибири от опеки царизма и развития в ней самоуправления. Таким образом, идея автономии и даже отделение Сибири от России не были порождением идеологов областничества. М. А. Бакунин, находясь в сибирской ссылке (1857–1861), настойчиво пропагандировал идею автономии или отделения Сибири. Большое значение он отдавал Восточной Сибири, где тогда велось исследование Амура. Бакунин считал, что со временем Амур оттянет Сибирь от России, даст ей независимость и самостоятельность. Ему удалось убедить генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева (троюродного брата) в необходимости децентрализации империи и отделения Сибири как возможной перспективы – «такая независимость невозможная теперь, необходимая, может, в довольно близком будущем, разве беда?»
Отрицание Бакуниным государственной централизации, идея объединения областей и общин на основе принципа федерализма нашли отклик в умах сибиряков. Сибирские областники являлись сторонниками федерального принципа государственного устройства, территориального самоуправления и хозяйственной самостоятельности различных регионов России. Идею децентрализации и федеративного устройства России высказывали А. И. Герцен. Он считал, что «децентрализация – первое условие нашего переворота, идущего от нивы, от поля, от деревни». Сибирь после получения самостоятельности пойдет вперед с американской быстротой. В целом истоки областнических взглядов таились не только в сибирской, но и в общероссийской действительности. В Сибири эти взгляды лишь проявлялись острее и ярче.
В начале 1860-х гг. петербургское землячество студентов-сибиря-ков пополнилось за счет прибывших сюда студентов Казанского университета: И. Худякова, Ф. Усова, Ч. Валиханова, И. Пирожкова, Н. Павлинова. Помимо названных студентов, в кружок входили Г. Потанин, Н. Ядринцев, С. Шашков, Н. Наумов, Й. Федоров-Омулевский, В. Березовский, И. Куклин и другие – всего до 20 человек.
Обсуждение острых социальных вопросов на сходках сибирского землячества стимулировали внимание к нуждам Сибири. По инициативе казаха Ч. Валиханова и бурята И. Пирожкова на обсуждение был вынесен «инородческий вопрос». Студенты сибирского землячества противопоставляли интересы Сибири как «колонии» интересам России как «метрополии». Студенты-сибиряки сблизились с революционно-демократическими кругами столицы, печатались в прогрессивных изданиях. Одна из статей Г. Н. Потанина была опубликована в «Колоколе» А. И. Герцена и Н. П. Огарева.
Постепенно оформлялась программа кружка. Она включала в себя требования буржуазно-демократических преобразований в Сибири, ожидаемых вслед за отменой крепостного права в России. Развернувшееся осенью 1861 г. революционное движение студенчества Петербурга, вызванное закрытием университета, захватило и членов сибирского землячества. Активно участвовавшие в студенческих сходках и митингах молодые сибиряки Н. Наумов, В. Березовский, Г. Потанин, Н. Лосев, Д. Кузнецов оказались в числе 300 арестованных и отправленных в Петропавловскую и Шлиссельбургскую крепости, а затем высланных в Сибирь. Но связи с нараставшим демократическим движением в центре остались. Это нашло отражение в программе, которую излагала демократическая молодежь областнического движения в прокламации к «Патриотам Сибири», написанной после реформы 1861 г.
Эта прокламация написана в духе революционных прокламаций 1860-х гг. В ней вскрывалась гнилость самодержавного строя и содержался призыв добиваться независимости Сибири путем вооруженного восстания и создания самостоятельной демократической республики. Демократическая сибирская молодежь полагала, что Сибирь больше, чем Европейская Россия, подготовлена к демократическим преобразованиям. Здесь имеются достаточные силы, прежде всего в лице массовой ссылки, чтобы поднять окраину на революцию и создать самостоятельное сибирское государство. В прокламации «Патриотам Сибири» об этом говорилось так: «Интересы Сибири никогда не соединялись с интересами России, она должна отделиться от России во имя блага своего народа, создавшего свое государство на началах народного самоуправления». Здесь же содержалось требование отмены уголовной ссылки, открытия университета в Сибири, улучшения жизни коренных жителей. Авторы прокламации требовали от сибиряков «служить своему краю» и бороться против общего врага – самодержавия. В этой борьбе сибиряки «братски подают руки российским патриотам». Так революционная идея освобождения всей России от самодержавия постепенно выливается в идею освобождения Сибири путем отделения ее от России.
Достигнуть своей самостоятельности можно, считали сибиряки, «только восстанием и войной за независимость» коренного нерусского населения. Предполагалось, что сибиряки создадут свое выборное правительство «из сибирского русского народа» со своей администрацией, финансами и войсками. Считалось, что революция в Сибири вызовет немедленную революцию в России. В таком случае не потребуется война за независимость Сибири. «Если отделение Сибири последует одновременно с Российской революцией, то дело обойдется вовсе без войны… Но если Россия замедлит свое освобождение, если она помирится на уступках того же подлого правительства, то мы не будем друзьями презренных рабов! Мы смело пойдем добывать одни свободу и силой вырвем нашу независимость от разбойничьего правительства и рабского народа».
В прокламации говорилось, что царизм эксплуатирует богатства Сибири, превратил эту страну в колонию, управляет ею с помощью назначаемых сюда чиновников. Кроме того, Сибирь превращена в место ссылки и представляет из себя огромный российский острог. Ограблению подвергается аборигенное население. Правительство не проявляет заботы о развитии в крае образования, запрещает здесь открывать университет, не промышляет о введении самоуправления. К этому прибавилась и расправа правительства с сибирской молодежью в столице, когда были исключены из университета Г. Потанин и другие сибиряки.
В 1862–1863 гг. из Петербурга в Сибирь возвратились Г. Потанин, Н. Ядринцев, Н. Наумов, Ф. Усов и другие участники сибирского землячества. Они вернулись на родину «зажигать сердца» местной интеллигенции, готовить Сибирь к переменам.
В Омске агитационную работу проводили также молодые казачьи офицеры Федор и Григорий Усовы, А. Нестеров, А. Дайтанов. Единомышленником Потанина и Ядринцева стал иркутский учитель Н. Щукин. В Красноярске эти идеи разделял С. Шашков. Хотя были и другие единомышленники, но их оказалось слишком мало. Н. Ядринцев в письме к Ф. Усову писал о своих сторонниках: «На днях я с Г. Н. Потаниным пересчитывал и ужаснулся их малочисленности… Как их у нас мало, как мало… Где смелые фанатики, преданные родным интересам, готовые на отчаянную борьбу за них. Или они явятся? Но когда?» На стороне идеологов «сибирского патриотизма» была в основном молодежь – главный объект «лихорадочной» пропагандистской кампании недавних студентов.
Позже Г. Потанин и Н. Ядринцев переезжают в Томск. Оба они начали публиковаться в «Томских губернских ведомостях» и организовывать лекции для томской публики. В числе ближайших сподвижников Потанина и Ядринцева оказался Е. Я. Колосов, выпускник Омского кадетского корпуса. «Когда я выходил из кадетского корпуса, – вспоминал Потанин, – он был еще в младших классах. Он вышел из корпуса в артиллерию, но офицером я его не видел до встречи в Петербурге. Он выехал из Сибири в 1862 г., чтобы поступить в Академию генерального штаба, с целой компанией других товарищей; увлекся студенческим движением, ходил на студенческие сходки… Вместо карьеры, расцвеченной орденскими лентами, шпорами и темляками, рисовалась другая, античная, с лавровыми венками». Под влиянием новых идей Колосов оставил военную службу. Но таких было очень мало. По этой причине, вероятно, неудалась попытка областников создать революционные кружки в Омске, Томске, Красноярске, Иркутске, где были их единомышленники. Не удалось осуществить и задуманную идею создания тайного Всесибирского общества «Независимость Сибири». Просветительская деятельность «сибирских патриотов» была прервана в мае 1865 г., когда все они оказались под арестом. Поводом для ареста послужила прокламация «Патриотам Сибири», обнаруженная у воспитанников Сибирского кадетского корпуса.
Федора Усова арестовали в Омске. Во время обыска у него на квартире изъяли бумаги и переписку, что дало возможность выявить его связи. В мае 1865 г. начались аресты в Томске, Тобольске, Иркутске и других городах, где были сторонники областничества. Г. Потанина, Н. Ядринцева, Е. Колосова арестовали в Томске, который считался центром областничества.
В течение двух-трех месяцев в Омске, Томске, Иркутске, Красноярске аресту подверглись 59 человек наиболее «опасных» подследственных, десятки были арестованы на местах. Их привезли в столицу Западно-Сибирского генерал-губернаторства, а материалы их допросов – в Омскую особую следственную комиссию, которая предъявила арестованным политические обвинения в стремлении свергнуть существующий строй. Так возникло громкое «дело об отделении Сибири от России» и образовании Сибирской республики. Началось следствие, которое привлекло внимание сибирской общественности. За время работы следственной комиссии, как пишет Г. Потанин, «стала известной до мелочей вся наша деятельность как в Сибири, так и в Петербурге. Она узнала наперечет всех наших друзей, с которыми мы переписывались, из наших писем стало известно, что мы в Петербурге периодически собирались на сибирские студенческие вечеринки, на которых пили пиво за здравие Сибири; что мы подговаривали своих товарищей возвращаться в Сибирь, отстаивать ее интересы, изучать сибирские нужды; что иногда разговаривали на тему об отделении Сибири от России в отдаленном будущем». Сам Г. Потанин на следствии держался откровенно, признал себя «главным агитатором» и «сепаратистом».
О деле «сибирских сепаратистов» стало известно и за пределами Сибири. М. А. Бакунин в письме к А. И. Герцену и Н. П. Огареву 8 октября 1865 г. спрашивал: «Что известно вам о Потанине и об открытом сибирском заговоре? Потанина я не только знал, но был, можно сказать, его создателем, или, вернее, открывателем. Я освободил его из-под казачьего ярма и отправил его в Петербург. С пошлой наружностью, это необыкновенно умный, честный и энергичный молодой человек – деятель без устали, без тщеславия, без фраз. Жаль его, если он погибнет…» А. И. Герцен о допросах в Омске сообщил в «Колоколе».
Следствие тянулось долго. Два года обвиняемые провели в Омской крепости в ожидании приговора. В это время в стране обострилась политическая ситуация. 4 апреля 1866 г. Каракозов стрелял в императора Александра II. Покушение оказалось неудачным. Однако оно насторожило правительственные круги. Начались перестановки министров. Шеф жандармов В. Долгоруков был заменен придворным генералом Н. Шуваловым. Министр народного просвещения А. Головнин смещен и этот пост занял обер-прокурор Синода Д. Толстой. Смещен генерал-губернатор Петербурга С. Суворов. На смену ему пришел генерал Трепов.
Вслед за перестановками министров последовал царский рескрипт на имя председателя Комитета министров. Император указывал: «Провидению было угодно раскрыть перед глазами России, каких последствий надлежит ожидать от стремлений и умствований, дерзновенного посягательства на все для нас исконно священное… Мое внимание обращено на воспитание юношества. Мною даны указания на тот конец, чтобы оно было направляемо в духе истин религии, уважения к правам собственности и соблюдения коренных начал общественного порядка, и чтобы в учебных заведениях всех ведомств не было допущено ни явное, ни тайное проповедование тех разрушительных понятий, которые одинаково враждебны всем условиям нравственного и материального благосостояния народа…» Особое внимание предписывалось обратить на революционную пропаганду. «Надлежит прекратить повторяющиеся попытки к возбуждению вражды между разными сословиями и в особенности к возбуждению вражды против дворянства и вообще против землевладельцев, в которых враги общественного порядка, естественно, усматривают своих прямых противников».
В такой сложной политической обстановке в стране шло следствие по делу «сибирских патриотов». Однако царские призывы не могли остановить и не остановили ни враждебного отношения к дворянству, ни к «общественному порядку». Общественное движение за глубокие демократические преобразования усиливалось. Революционные народнические организации «подталкивали» это движение на путь насильственных действий. Сибирь не являлась исключением. Первым проявлением решительных действий явилось вооруженное восстание на Кругобайкальской железной дороге в июне 1866 г. В этой связке проявилось движение «сибирских сепаратистов» с идеей автономии или даже отделения Сибири от России. Правда, сами областники, по заявлению Г. Н. Потанина, рассматривали «сепаратизм не как цель, а как средство, чтобы воспитывать местный патриотизм».
На следствии но делу «сибирских сепаратистов» предстало 44 человека. В мае 1868 г. московское отделение Сената вынесло судебный приговор. Г. Н. Потанин, взявший на себя ответственность за все дело о сепаратистах, был приговорен к 15 годам каторги (позднее наказание сокращено до 5 лет). Еще 18 человек приговорили к ссылке с лишением всех прав.
Над Г. Н. Потаниным провели обряд гражданской казни, через который ранее прошел Н. Г. Чернышевский. Сам Г. Н. Потанин позднее, в 1914 г., об этом писал так: «В день обряда меня подняли с тюремной постели в 4 часа и доставили в полицейское управление, которое находилось там же, где оно и теперь, т. е. в Новой Слободке (ныне улица Ядринцева в г. Омске). Недалеко от церкви святого Ильи. Здесь меня посадили на высокую колесницу, повесили мне на грудь доску с надписью. Эшафот был устроен на левом берегу Оми. Между мостом и устьем реки, т. е. при выходе на тогдашнюю базарную площадь. Переезд от полицейского управления до эшафота был короткий, и никакой толпы за колесницей не образовалось. Меня возвели на эшафот, палач примотал мне руки к столбу; дело он это исполнял вяло, руки его дрожали и он был смущен… Затем чиновник прочитал конфирмацию. Так как время было раннее, то вокруг эшафота моря голов не образовалось, публика стояла только в три ряда. Я не заметил ни одного интеллигентного лица, ни одной дамской шляпки. Продержав меня у столба несколько минут, отвязали и на той же колеснице отвезли в полицейское управление. Здесь я нашел, своих товарищей, которые были собраны, чтобы выслушать часть конфирмации, относящуюся для них». Соратники Г. Н. Потанина были осуждены на различные сроки ссылки в северные губернии Европейской России – Архангельскую и Вологодскую.
После гражданской казни Г. Н. Потанина отправили к месту отбывания каторги в Свеаборскую крепость. Это был редкий случай, когда из традиционного места каторги и ссылки, каким являлась Сибирь, преступника отправляли в Европейскую Россию. Правительство опасалось оставлять осужденного в Сибири. Это «кажется, единственный случай, когда Сибирь была признана чьим-то Отечеством и из него нужно было выдворять», – заметил Н. М. Ядринцев.
Свое каторжное положение в Свеаборге Г. Н. Потанин описал в письме к Н. М. Ядринцеву: «Первые полтора года работал на площадях. Бил молотком щебень, возил таратайки с камнем, колол дрова, пел „Дубинушку“. Наконец начальство в виде улучшения моего положения назначило меня в собакобои, и целое лето я был собачьим Атиллой и ужас насаждал в собачьем сердце. Потом меня повысили… в дроворазделователи, потом в огородники и учителя. Кормили нас овсом, что и прилично было для животных, возивших таратайки. Три года не пил чаю, не ел говядины… И не получал ни от кого писем».
Так содержался «главный областник» до ноября 1871 г. Отбыв три года каторги, Г. Н. Потанин был отправлен в ссылку сначала в Никольск, затем в Тотьму Вологодской губернии. Только в 1874 г. ему было разрешено проживание в любом из городов России. С этого времени начинается научная деятельность Потанина – исследователя Монголии, Тибета, Центральной Азии. В дальнейшем Г. Н. Потанин получил широкое признание сибирской общественности как ученый и патриот Сибири. Он «пользовался по всей Сибири громадной популярностью, почти такой же, как Лев Толстой в России», – отзывался о нем писатель-сибиряк Вячеслав Шишков, М. А. Бакунин назвал его «сибирским Ломоносовым».
После ареста и ссылки деятелей областничества само движение не прекратилось. Появляются его новые сторонники. Но это было уже не революционное, а либерально-реформистское движение. Областники теперь пишут исключительно об автономии, о территориальном самоуправлении Сибири в составе России.
Областничество явилось частью общего российского общественно-политического движения. Оно выражало оппозицию режиму, выдвигало проблему демократизации местного самоуправления. Своей деятельностью областники внесли большой вклад в становление духовной культуры, в развитие науки и просвещения.
(Порхунов Г. А. Сибирское областничество. XIX–XX вв. // Омский научный вестник. 2003. № 2. С. 11–16)
Из книги История России [Учебное пособие] автора Коллектив авторов6.1. Социально-экономическое положение Территория и населениеК началу XIX в. территория Российской империи составляла около 16 млн. кв. км. В течение первой половины XIX в. в состав России вошли Финляндия и Аландские острова на Балтийском море, большая часть Польши,
автора Андреев Юрий Викторович1. Социально-экономическое положение Продолжительная и разрушительная Пелопоннесская война оказала большое воздействие на положение греческих полисов в первой половине IV в. до н. э. Поражение Афин и роспуск такого экономического и политического объединения, как
Из книги История Древней Греции автора Хаммонд НиколасГлава 4 Социально-экономическое положение Греции в смутную эпоху Жизнь Ксенофонта (ок. 430–354 гг.) совпала с периодом политического разочарования. Ни одно государство не было в состоянии надолго стать общегреческим лидером, а без такого лидера греческие государства почти
Из книги Всемирная история: в 6 томах. Том 3: Мир в раннее Новое время автора Коллектив авторовСОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ АНГЛИИ В КОНЦЕ XV–XVI ВЕКЕ Период конца XV–XVI в. - эпоха бурных потрясений, связанных прежде всего со становлением капиталистического уклада в экономике, - занимает особое место в истории Англии. Мерилом социального престижа и
Из книги История Кореи: с древности до начала XXI в. автора Курбанов Сергей Олегович§ 1. Социально-экономическое положение Корё в XIV веке Социально-экономическую ситуацию в Корее XIV в. принято оценивать как критическую, обусловленную тремя основными факторами негативного характера. Первый - это ослабление государственного контроля над землей, которая в
Из книги История Грузии (с древнейших времен до наших дней) автора Вачнадзе МерабСоциально и экономическое положение Грузии в XIII–XV веках 1. Социальное положение. Лихолетье XIII–XV веков резко повлияло на социальную обстановку в стране. Больше всех пострадало крестьянство. Не прекращавшиеся на протяжении трех веков войны с иноземными захватчиками
автора Автор неизвестен60. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ РОССИИ В НАЧАЛЕ XX в. Особенности социально-экономической эволюции страны после буржуазных реформ 1860-70-х гг. привели к тому, что новая хозяйственная система в России создавалась в условиях, ограничивающих развитие свободной
Из книги Отечественная история: Шпаргалка автора Автор неизвестен94. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СТРАНЫ В ПЕРВЫЕ ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ За годы войны экономике Советского Союза был нанесен огромный материальный урон, исчисляемый примерно в 3 трлн руб., или 30 % национального богатства. Погибло около 27 млн человек, значительно
Из книги Отечественная история: Шпаргалка автора Автор неизвестен102. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В СТРАНЕ В 1965–1985 гг. Период с 1965 по 1985 г. был самым стабильным за все время существования Советского Союза. К этому времени относится достижение самого высокого уровня развития экономики социалистического типа. Отсутствие
Из книги История Сибири: Хрестоматия автора Воложанин К. Ю.Тема 6 Сибирское областничество: генезис, содержание,
Из книги История Украинской ССР в десяти томах. Том четвертый автора Коллектив авторов1. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ Восточная Галиция. Одной из наиболее отсталых в экономическом отношении окраин Австрийской монархии была Восточная Галиция, население которой составляло к 1846 г. свыше 3 млн. человек. В первые десятилетия XIX в. в ее
автора Моряков Владимир Иванович1. Социально-экономическое развитие России в XVII веке В годы Смуты была разорена и опустошена значительная часть территории страны. Прежде всего пострадали центральные и южные районы. Особенно это коснулось тех земель, которые только начали возрождаться после
Из книги История России IX–XVIII вв. автора Моряков Владимир Иванович1. Социально-экономическое развитие России в XVIII веке В XVIII столетии территория России значительно выросла. После войн с Турцией и Швецией к 1791 г. ее площадь составляла 14,5 млн. кв. верст. Население страны увеличилось как за счет присоединения новых территорий, так
Из книги История Украинской ССР в десяти томах. Том пятый: Украина в период империализма (начало XX в.) автора Коллектив авторов2. СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ТРУДЯЩИХСЯ Экономическое положение рабочего класса. Буржуазные преобразования происходили в империи Габсбургов, как указывал В. И. Ленин, «…вопреки интересам рабочих, в самой невыгодной для рабочих форме, с сохранением и монархии,
Из книги Рассказы по истории Крыма автора Дюличев Валерий ПетровичСОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ КРЫМСКОГО ХАНСТВА Татары, как крымские, так и ногайские (кочевавшие в причерноморских и прикубанских степях), делились на племена (у крымских татар - аймаки, у ногайских - орды и колена), членившиеся на роды. Во главе родов, как уже
Из книги Осетины на Ближнем Востоке: поселение, адаптация, этносоциальная эволюция (краткий очерк) автора Чочиев Георгий ВитальевичСоциально-экономическое и политическое положение осетинских иммигрантов в османский период В соответствии с действовавшим законодательством, иммигрировавшим на территорию империи осетинам и другим северокавказцам оказывалась определенная материальная помощь с
План.
1. Сельскохозяйственное развитие Сибири в XIX – нач. XX вв.
2. Развитие промышленности и торговли.
3. Переселения крестьян в Сибирь.
1. Численность крестьянства в Сибири непрерывно увеличивалась на протяжении XVIII века и составила к середине XIX века 330 тыс. душ мужского пола (82% населения края), причем 3\4 от этого числа проживала в Западной Сибири. Самую значительную категорию составляли государственные крестьяне. В XIX веке они должны были платить государственный денежный оброк, составлявший в 1823 г. 8 руб. и подушную подать (более 3 руб.). Помимо этого, крестьяне платили сборы на содержание полиции, почты, органов мирского самоуправления и пр., выполняли многочисленные повинности. Так, силами местных крестьян осуществлялась прокладка трактов, сооружение мостов. Дорожная повинность была обременительна для крестьян, особенно летом, во время полевых работ (каждому селу отводились участки, которые надо было круглогодично поддерживать в порядке). Обременительной была поставка подвод и перевоз казенных грузов. Были и другие категории крестьян – приписные («приписанные» к заводам), кабинетские (в ведении заводов Кабинета Его Императорского Величества), посельщики (ссыльнопоселенцы и отбывшие срок каторожники, переселенцы), бывшие монастырские или теперь экономические крестьяне.
По сравнению с российским крестьянством, сибиряки были гораздо зажиточнее, не страдали от гнета помещиков. Они имели на двор от 10 до 50 десятин пахотных и сенокосных угодий, до десятка лошадей и коров, мелкий скот. В сельскохозяйственных работах принимала участие вся семья (которая в среднем составляла 8 – 10 чел), а в горячую пору нанимали рабочих. В основе хозяйства крестьян по-прежнему было земледелие и скотоводство.
К началу XIX века происходят изменения в географии сибирского хлебопашества. Разрозненные сельскохозяйственные очаги, существовавшие ранее на территории Сибири, объединились в огромный хлебопахотный район от Урала до Амура. Происходит распространение земледелия на юг (Алтай, районы Байкала) и северо-восток (Якутск и Камчатка). Большая часть посевов располагалась в Западной Сибири (около 80%). Но к началу 19 века черноземные районы лесостепной и степной зоны Западной Сибири были освоены лишь частично. Из описания 1803 года видно, что из более, чем 12 млн. десятин земли Среднего Прииртышья находилось «в употреблении» менее половины.
В Сибири из-за обилия земель дольше, чем в Европейской России сохранялась переложная система земледелия, когда после 4 – 6 лет возделывания земельные участки оставляли в залеж лет на 20. В центре же в основном использовалась трехпольная система земледелия. Однако, этот факт не говорит об отсталости земледелия Сибири, т.к. результат хлебопашества измеряется полученным урожаем, а в Сибири они были более высокими. Прибывающие ссыльные и переселенцы находили сибирское земледелие достаточно развитым и перенимали местный опыт.
В XIX веке численность сибирского населения непрерывно увеличивается как за счет наиболее высокого естественного прироста, так и за счет переселенцев. Как результат – значительный рост населенных пунктов. Например, в Омском Приитышье учтено в 1868 году 731, в 1903 – 1322, в 1914 – 4100 населенных пунктов. Со временем крестьянское население увеличилось настолько, что уже начала сказываться земельная теснота, которая заставила земледельцев перейти к трехполью. В результате на одном участке земли сохранялась стабильная урожайность на протяжении 10 лет. При этом крестьяне распахивали и целину.
Орудия труда сибирских крестьян практически оставались неизменными (топор, соха, плуг, серп, коса, грабли), мало совершенствовались и не давали реальной возможности повышения производительности труда. Среди зерновых культур преобладали рожь, овес и ячмень, горох, гречиха, просо. В Западной Сибири, в основном на юге, во 2 половине XIX века распространяются посевы пшеницы. Данные о посевах в Омском уезде показывают, что из общего посева на рожь приходилось 25,9%, пшеницу – 23%, ячмень – 8%, овес – 20%, горох – 0,7%, гречиху – 0,08%.
Вместе с тем, погодные условия нередко становились виновником неурожаев, особенно в южных районах Западной Сибири. Так, в донесениях чиновников отмечалось, что «в Омском округе от засух и выдувания полей ветрами труд земледельца менее вознаграждается, а иногда и совсем пропадает, причину этого должно искать в истреблении лесов, удерживающих влагу летом и при бездожии питающих соседние места».
2. На первых порах Сибирь снабжалась привозными ремесленными изделиями из Центральной России. Но их дороговизна привела к тому, что почти сразу после появления здесь русских переселенцев стало развиваться собственное производство на базе местного сырья. Наиболее крупными центрами ремесла в Сибири были Тобольск, Тюмень, Томск, Иркутск, Якутск, Енисейск. В результате уже в XVIII веке за Уралом существовали почти все отрасли российской промышленности. В развитии сибирского производства была заинтересована и казна, поэтому власти возлагали разного рода повинности на местное население (производство полотна, пеньки, развитие кузнечного, плотницкого производства и пр.). Непременным условием жизни местного населения становится развитие собственной деревообработки, кожевенного, мыловаренного, гончарного производства. Широко распространена мукомольная промышленность, винокурение, ткацкое производство. Важное значение для хозяйственного освоения Сибири играло судостроение. Причем суда строились как для речного, так и для морского плавания.
Помимо этого, в Сибири получила распространение добывающая промышленность. Уже в XVII веке, благодаря разработке соляных озер Ямышевского озера, Западная Сибирь была полностью обеспечена своей солью. С этого же времени Сибирь обеспечивала себя и железом, промысел которого был развит в Восточном Приуралье, Енисейском и Якутском уездах, Приангарье, Прибайкалье. В XVII – XVIII вв. в основном была развита мелкая промышленность. Относительно крупные заведения существовали в соледобыче, судостроении и винокурении.
О распространении крупной промышленности можно говорить лишь с XVIII века, когда в Сибири начинают появляться мануфактуры (казенный Нерчинский сереброплавильный завод, Алтайский и Барнаульский заводы Демидова, казенные предприятия по обработке руд в разных частях Сибири). Алтайские и Нерчинские заводы становятся со 2 половины XVIII века основными поставщиками серебра в России. На производстве, в основном, был распространен ручной труд, а основными работниками были мастеровые, приписные крестьяне. Широко использовался труд каторжан, число которых в середине XIX века составляло 5,5 тыс. чел.
В начале XIX века начинает развиваться золотопромышленность. Т.к. правительство разрешило свободную добычу золота купцам и дворянам, а с 1870 г. – лицам всех сословий, то вскоре в сибирской тайге в 30-е гг. начинается «золотая лихорадка». Золотопромышленность составила первое место по количеству вложенных в нее капиталов, постепенно крупные кампании вытесняют мелкие. Широко использовался труд ссыльнокаторожного населения и аборигенов. Хотя добыча велась чаще всего допотопными способами и только с 70-х гг. стали использоваться устройства для промывки золотоносных песков, а для взрывов горных пород – динамит, но добыча золота в Сибири росла и в 1860 году составила 23506 пудов. Сибирь давала более 80% российского золота, причем 75% приходилась на Восточную Сибирь. Благодаря этому Россия становится лидером в мировой золотодобыче.
Особое место во 2 половине XIX века играет горная промышленность. В середине XIX века, помимо добычи серебра и соли, начинается добыча каменного угля (Кузнецкий бассейн), графита (Саяны, Туруханский край). Но сибирские предприятия были неконкурентноспособны по отношению к европейским, т.к. по-прежнему сохранялись феодально-крепостнические традиции (техническая отсталость, отсутствуют железные дороги). В результате добыча полезных ископаемых начала снижаться, но связано это было не с их истощением, а с хищническими способами добычи, низким уровнем техники, отсталыми способами организации производства.
Промышленный переворот в Сибири начинается в золотопромышленности в 80 – 90-е гг. XIX века, но только на крупных предприятиях. В черной металлургии преобладающую роль играли старые заводы – Гурьевский (Томск), Николаевский (Иркутск), Петровский (Забайкалье), хотя в конце века построены новые – Абаканский в Енисейской губернии, Яковлевский и Лучихинский в Иркутске. На этих предприятиях начинают внедряться паровые двигатели, внедряется мартеновский способ выплавки стали. Но металлургическая промышленность Сибири по-прежнему не могла соперничать с Уральской, даже после постройки железной дороги.
Приоритетное значение для развития Сибири играли средства сообщения, транспортные артерии. Наиболее развитыми были речные пути и речной транспорт. В XVIII веке начинает функционировать Московский Сибирский тракт, впоследствии постоянно усовершенствовавшийся. В 50 – 60-е гг. появившаяся идея постройки железнодорожного пути захватывает сибирскую и российскую администрацию. При ее строительстве были использованы последние достижения научно-технической и инженерной мысли.
Важность постройки Транссиба понимали и в обществе, и в правительстве. Осознавая, что постройка дороги всколыхнет торговлю, промышленность, земледелие, позволит увеличить населенность края, местные органы самоуправления, зажиточные горожане и землевладельцы прилагали немало усилий для того, чтобы Великий путь прошел именно через их территории. Горячий сторонник этой стройки, министр финансов С. Ю. Витте, подчеркивал важность экономических последствий появления этой железной дороги, несмотря на предстоящие громадные расходы. А в политическом отношении, по мнению Витте, Транссиб должен упрочить отношения России со странами азиатского Востока и Соединенными Штатами.
Великий Сибирский Путь был проложен в рекордно короткие сроки. 19 мая 1891 года во Владивостоке состоялась торжественная закладка Сибирского пути. Основные работы на Омском участке были закончены уже в ноябре 1896 года. А в 1900 году было открыто сквозное движение.
Немаловажным стало и то, что одновременно со строительством Транссиба должна была вестись вдоль нее и телеграфная линия. Общая длина пути составила 7474 версты. Стоимость проекта исчислялась в 362 млн. руб., но в результате общая смета затрат составила более 1 млрд. руб. Вся дорога была разделена на 7 участков, а работы было решено начать одновременно в Челябинске, Омске и Владивостоке. Важным явилось и то, что строящаяся дорога обеспечивалась исключительно отечественными материалами. Большинство работ выполнялось вручную, в очень трудных условиях. Самым сложным стал байкальский участок. Использовался труд всех категорий населения – местных крестьян, солдат, казаков, горожан, ссыльных и арестантов.
Строительство Транссиба, самой протяженной в мире железной дороги, изменило облик Сибири. Ее появление обеспечило прорыв сибирской торговли на общероссийские и международные рынки, существенно расширило возможности для приложения капиталов и стало рычагом колониальной политики, по-прежнему использовавшей Сибирь как сырьевой источник и форсирующей в первую очередь сельскохозяйственное развитие. Возрастает ввоз машин, что существенно ускоряет развитие фабричного производства в регионе.
В результате появления железной дороги в Сибирь ускоренными темпами начинает проникать иностранный капитал. На Дальнем Востоке до 1909 года существовал беспошлинный ввоз иностранных товаров. В одном только Владивостоке существовали 10 консульств.
С запада и востока ввозились товары, а вывозилось сырье. Одной из важнейших статей экспорта было сливочное масло. Только в Омске в 1901 году существовало 19 фирм по его закупке. Посредниками в этом процессе нередко становились сибирские купцы. В горном деле (главным образом в золотодобыче) преобладали англичане, но в целом иностранцы вели минимальную добычу полезных ископаемых в Сибири. Таким образом, иностранный капитал способствовал развитию капиталистических отношений, но усиливал однобокость экономического развития, углубляя ее положение как сырьевого придатка России.
Важнейшей отраслью сибирской экономики являлась торговля, ставшая одним из самых ранних занятий сибирского населения. В XVII веке торговали, в основном, пушниной и хлебом, что приносило огромные прибыли. Ввозили ткани, одежду, металлические изделия бумагу и др. В XVIII – первой половине XIX века важную роль в сибирском экспорте играли китайские транзитные товары, возросла доля сельскохозяйственных продуктов – сала, масла, кожи. С середины XVIII века начинает формироваться собственно сибирское купечество. С этого же времени позитивную роль на развитие торговли в крае стали оказывать влияние строительство Сибирского тракта, выпуск бумажных денег, отмена внутренних таможен, определение прав и привилегий купечества. В результате этого на рубеже XIX – XX вв. увеличивается внешнеторговый оборот (в 10 раз), который составляли, главным образом, сельскохозяйственные продукты (90%) – сливочное масло, хлеб, кожи, шерсть, мясо.
3. История Сибири – это история колонизации, заселения русскими хлебопашцами этих земель выходцами из-за Урала. Переселенческие потоки то возрастали, побуждаемые властями, то спадали и даже запрещались. Однако, с начала XIX века возрастающее малоземелье в центральных губерниях и снижение платежеспособности крестьян вынудило правительство пойти на форсирование переселения.
В 1837 году создано Министерство Государственных имуществ, а его главе В. Д. Киселеву поручено наметить меры по устранению малоземелья государственных крестьян, поднятию производительных сил казенной деревни и повышению платежеспособности крестьянских хозяйств. Для приведения земель в известность в 1839 году при генерал-губернаторе Западной Сибири было создано Сибирское межевание, которое должно было проводить землеизмерительные работы. В каждом уезде выделялись многоземельные волости, где и проводилось измерение земель. При этом для старожилов выделялось по 15 десятин на мужскую душу и по 6 десятин на рост населения. Из излишних земель нарезались участки для переселенцев. Землемеры должны были нарезать участки компактными участками с пахотными землями, сенокосами, водными источниками и лесом. После того, как сибирский генерал-губернатор отсылал донесение в МГИ, там создавались списки крестьян, желающих переселиться.
Главной причиной для крестьянских переселений становится желание улучшить свое хозяйственное положение. В начале весны партии переселенцев должны были отправляться по указанному маршруту. В уездах, через которые проходили эти крестьяне, им выдавали кормовые деньги. В пути следования они находились 4 – 6 месяцев, при этом сроки передвижения нередко затягивались. Ощущался недостаток средств передвижения из-за падежа лошадей – не хватало корма для скота. В подобных ситуациях на помощь нередко приходили старожилы, перевозившие переселенцев до соседних населенных пунктов. Люди приходили в истощение от болезней, усталости, некоторые умирали в пути. При этом крестьяне нередко не оформляли необходимых документов, а землемеры не успевали производить необходимых измерений. Бывали случаи, когда переселенцы убеждались в непригодности отведенных для них земель из-за отсутствия питьевой воды или строевого леса.
По данным 8 ревизии и отчетам губернаторов, в 1834 – 50 гг. в Западной Сибири насчитывалось 72 тыс. переселенцев. В основном это были выходцы из северо-западных и западных губерний.
Наибольший наплыв переселенцев приходится на 1852 – 1853 гг. – всего за этот период было водворено более 54 тыс. человек. Они прибыли из Белоруссии, Черноземья, Центрально-Промышленного района. Всем этим крестьянам предоставлялась 3-летняя льгота от налогов, оказывалась помощь на домообзаведение суммой в 35 рублей. Переселенцы устраивались в разных местах по-разному, производили посевы. Они сыграли важную роль в увеличении производительных сил Сибири, в расширении земледелия. Изменяется и этнический состав населения: доля русских среди жителей Сибири в начале XVIII века составляла 68%, а в середине XIX века – почти 75%. Они принесли в этот край усовершенствованные приемы обработки почвы, хотя вели хозяйство «по-сибирски», используя местные обычаи и способы.
Десятки тысяч переселенцев, двинувшиеся в Сибирь, испытали значительное количество трудностей – это и трудности, связанные с оформлением нужных документов для переезда, и необходимость преодоления тысяч верст через леса, болота и степи, часто не встречая должной поддержки от местной администрации. Часто крестьяне не имели теплой одежды и обуви для холодной погоды. У многих не было подвод для перевозки имущества и семей. Путевого пособия не хватало для прокормления в пути. Но наиболее тяжелые испытания начинались после приезда на новое место – долгое ожидание отвода земли, выдачи пособия на обзаведение. Таким образом, переселенческая реформа Киселева оказалась плохо подготовленной.
В конце XIX – начале XX вв. вновь начинается массовое переселение крестьян Европейской России в Сибирь. При этом переселенческие участки все больше оказывались в таежной зоне. Ухудшение качества отводимых земель происходило вследствие сокращения фонда удобных для земледелия площадей в ранее заселяемых районах, а также усугублялось и государственной политикой. Преследуя политические цели и охраняя материальные интересы помещиков, чиновники спешно организовывали участки для отправляемых за Урал крестьян, причем зачастую на заведомо непригодных землях. При этом имевшиеся неплохие земельные угодья сохранялись за государством. Для оправдания подобной политики чиновники проводили мысль о необходимости соответствия природных условий мест водворения природным условиям мест выхода крестьян. Не смотря на то, что в чем-то это условие действительно соблюдалось, но все же у крестьян часто просто не было выбора. Теперь ранее не приносившие доходов участки в тайге и болотистых местностях принимали опасных в социально-политическом смысле малоземельных крестьян и, после истечения льготного срока, должны были стать источником доходов в виде податей переселенцев.
С 1908 года определенные районы Сибири закреплялись за отдельными губерниями Европейской России. При этом в данные районы предварительно отправлялись ходоки. Однако, к их голосу переселенческие чиновники не прислушивались, и колонизационный фонд распределялся фактически без их участия. В результате даже резко возрос обратный крестьянский поток, и переселенческая политика правительства потерпела крах.
Местные чиновники и сами порой отмечали, что сносно устроиться на этих землях смогли бы лишь зажиточные крестьяне. На деле же происходило обратное – именно бедняки, не имевшие материальных возможностей как следует подготовиться к переселениям, оказывались в бедственном положении, на землях худшего качества. Часто они определялись в таежные участки, которые необходимо было расчищать от леса для пашни и сенокосов. В результате зажиточные хозяева эксплуатировали бедноту, оказавшуюся не в состоянии обеспечить себя необходимыми землями и остро нуждавшуюся в заработках. Другим вариантом развития событий становилась продажа крепким крестьянам тех небольших расчищенных участков, которые смогли обработать бедняки, причем за бесценок.
Таким образом, несмотря на трудности устройства в тайге, экономически сильные семьи переселенцев заводили здесь крепкие хозяйства. Но для этого требовалась определенная подготовка – наличие денег, инвентаря, имущества. Крах же основной массы таежных новоселов объяснялся не столько тяжелыми природными условиями, сколько социально-экономическими причинами – сюда в основном направлялись более бедные переселенцы, тормозило освоение отсутствие средств, дорог, возможностей сбыта, незначительность правительственной помощи.
В целом переселения XIX – начала XX вв. способствовали освоению новых пространств, подъему земель. А основным героем освоения сибирских земель являлось крестьянство.
Лекция 8.
Похожая информация.
"… Громадная по территории окраина… играет роль колонии, доставляющей сырье своей метрополии - Европейской России" . Именно такими словами характеризует экономическое положение Сибири в конце 19 века относительно всей России историк М. Соболев.
С началом нового столетия происходят качественные изменения в экономической сфере региона.
Интенсивное экономическое развитие Сибири началось со строительством Транссибирской железнодорожной магистрали. "Несовершенными и дорогими путями сообщения определялся весь строй хозяйственной жизни Сибири 19 века: господство натурального хозяйства, отсутствие широкого и оживленного обмена, замкнутый строй быта. Для того чтобы пробудить к жизни Сибирь, нужно было связать ее живыми нитями с центрами европейской культуры. Это сделала Сибирская железная дорога. Проведение последней произвело настоящую экономическую революцию края…" .
Экономическое значение строительства Транссибирской железнодорожной магистрали не только в том, что она открыла сибирским товарам наиболее эффективный и удобный путь на другие региональные рынки (также как и путь товарам с данных рынков в Сибирь), но и в том, что железная дорога послужила материальной основой для последующего формирования институциональной структуры, присущей рыночной экономике. Прежде всего это выражалось в сокращении потребности в крупных оптовых посредниках, которые раньше держали всю Сибирь в своих руках, диктуя свои монопольные цены. "Прежде при отсутствии усовершенствованных путей сообщений, было необходимо делать годовой запас товаров в крупных центрах, перераспределявших свои запасы между более мелкими рынками. Оборот был медленный, кредит долгосрочный. Теперь для каждого среднего и даже мелкого торговца явилась возможность непосредственных сношений в течение всего года с продавцами из первых рук в Европейской России и даже за границей. Товар доставлялся непрерывно в течение всего года по железной дороге мелкими партиями, вместе с тем, торговля стала более мелкой, стала требовать меньше оборотного капитала и менее продолжительных сроков кредита" .
Товарообмен железной дороги вызвал в Сибири развитие ряда городов, представляющих узловые центры транспорта.
Формирование транспортной сети в Сибири способствовало не только демонополизации торговой сферы, но и созданию материальных и экономических условий и предпосылок индустриализации экономики обширного региона. В этом плане преобладала добывающая промышленность. Сюда относится :
горное дело: золотопромышленность и добыча угля;
рыболовство;
звероловство;
лесное дело.
Что же касается обрабатывающей промышленности, то она находится в начальных стадиях своего развития и вырабатывает товары несложной техники и местного потребления; здесь преобладает первичная обработка сырья и производство продуктов питания, как-то спирта, пива, муки, масла и т.п. (винокуренное, воскосвечное, салотопенное, мыловаренное, мукомольное производство)" .
Удаленность Сибири от основных рынков сбыта продукции ее добывающей и перерабатывающей промышленности определила и выбор характеристик товаров, предлагаемых для межрегионального обмена. Основной характеристикой товара стала повышенная удельная ценность единицы веса. Поэтому не случайно, что Сибирь в первую очередь стала предлагать для межрегионального обмена такие товары как пушнина, золото и сливочное масло. В значительной степени повышенные стоимостные характеристики сибирских товаров были обусловлены проявлением естественных условий - таких как плодородие залежных земель, наличие залежей редких металлов и руд, состояние лесов и охотничьих угодий.
Стремительное экономическое развитие Сибири не только подталкивало пересмотр инженерных решений, связанных с развитием железнодорожной сети региона, но и остро ставило проблемы изменения институциональных рамок - норм, правил и условий, способствующих развитию предпринимательской деятельности. На смену монополии посредников приходят артельные кооперативные организации производителей. Наглядно это описано у М. Соболева, рассказывающего об особенностях широко распространенного в конце 19 - начале 20 века вида хозяйственной деятельности - маслоделия.
"…Существующая постановка маслоделия представляется не вполне удовлетворительной. Прежде всего, торговля и кредитные операции маслоделов отражаются на понижении доходов крестьян, сдающих молоко. Затем монополия вывоза масла в руках экспортных контор ведет к тому, что все благоприятные шансы рынка обеспечивают выгоды экспортных контор, но не касаются производителей. Для устранения этого и вводятся общественная организация маслодельных заводов и учреждаются товарищества для сбыта масла за границу. Общественные маслодельни, устраиваемые сельскими обществами, нередко давали плохие результаты. Среди причин этого явления следует указать на то, что инициатива такой организации очень часто исходила от крестьянских начальников, которые и смотрели на предприятие, как подчиненное им, вмешивались в управление заводом, в распоряжение доходами и проч., чем создавали среди общественников недружелюбное настроение к самому делу…
Лучше дело поставлено у артельных маслоделен. Обычно они устраиваются по договору, устному или письменному. Артельщики вносят небольшие паи наличными деньгами и дополнительные паи в виде вычета из сумм, следуемых за доставляемое молоко… Члены артели участвуют в деле пропорционально количеству принесенного молока; они обязываются не сдавать молока на сторону. Дела артели ведутся артельным старостой или советом уполномоченных, т.е. выборных от членов предприятия" .
Помимо маслоделия в Сибири занимались охотой, рыболовством, пчеловодством, обработкой льна и конопли, шерсти, прядением, обработкой дерева, кедровым промыслом, гончарным промыслом. Но именно маслоделие было основой рыночной торговли региона.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод о значительном влиянии сельского хозяйства в экономике региона. Сибирь здесь схожа в целом со всей Россией, которая в конце 19 - начале 20 века все еще была аграрной страной, хоть и пытавшейся перейти к промышленному капиталистическому производству. Этот переход выражался в зарождении фабрик, торговле с мелких мануфактур и пр. Таким образом, в экономике наряду с сельчанином был задействован и городской житель. Среди известных для жителей современного Красноярского края торговцев, промышленников того времени фамилии: Юдин, Давыдов, Гадалов, Щеголев и др.
В конце XVIII-первой половине XIX в. продолжалось еще более широкое заселение русскими сибирской территории. Русские поселения создавались, например, в долинах крупных сибирских рек для обеспечения транспортных путей. Складывались своеобразные группы затундринских крестьян на Таймыре, в Якутии. Русские установили более тесные связи с народами Чукотки и Камчатки, продолжалось также расселение русских и на пограничных территориях - в верховьях Оби, Енисея, а также на Амуре. Процессы ненасильственной ассимиляции сибирских этнических групп русским населением становятся характерными в этот период не только для районов интенсивного земледельческого освоения.
Влияние русской земледельческой культуры на северо-западе Сибири сильнее всего сказывалось у западносибирских татар, манси и отдельных групп хантов и селькупов. Местами здесь даже складывались смешанные сельские общины, в которых народы Сибири жили оседло и в образе жизни следовали русским.
О манси Туринского уезда сообщалось: «инородцы вогульского племени, живущие сопредельно или лучше сказать смешанно с крестьянами... по образу своей жизни и быту мало различествуют от первых; они занимаются частию земледелием и сближаются с оседлою жизнью, юрты у многих из них по удобству к жизни не уступают домам среднего состояния государственных крестьян этого края». 159
О манси по Тавде и Пелыму Регули писал, что они «усвоили образ жизни чисто русский, говорят всегда по-русски, и о том, что они составляли некогда один народ с вогулами, у них осталось одно воспоминание». 160 Об иртышских хантах Кастрен писал, что они «забыли свои древние установления и в настоящее время почти во всем следуют русскому судопроизводству». 161
В земледельческих районах сельская община состояла из семей, уже не связанных между собою родовыми узами. Каждая семья владела своими угодьями, и прежде всего пахотными. Часть земель и угодий (луга, водоемы) оставалась в общинном владении. Пахотные угодья делились между дворами по числу душ. Душевые наделы были различны в отдельных районах и зависели от количества земли, которой располагала община. Периодически, как и в русской деревне, производились переделы.
Формы эксплуатации коренного населения здесь были однотипными с формами эксплуатации русского трудового крестьянства. Когда по Уставу 1822 г. западносибирские татары были отнесены к категории оседлых народов, на них в полной мере распространилась налоговая система, существовавшая у русских. В результате значительная часть татар была вынуждена уходить в города на заработки. Беднейшая часть манси и хантов работала в это время по найму у русских крестьян.
В первой половине XIX в. значительно усилилось имущественное расслоение среди оленеводов. У ненцев и нижнеобских хантов практиковалась не только отдача оленей на выпас беднякам, но и прямое использование бедноты в качестве рабочей силы в зажиточных хозяйствах. У кетов также более отчетливой была имущественная дифференциация среди оленеводов.
Широкое распространение в первой половине XIX в. получает сдача в аренду рыболовецких участков. Например, в 1848 г. березовские ханты отдавали в аренду 150 участков на сумму 6050 руб.; арендаторы получили на них рыбы на 99 500 руб.
Несмотря на все более значительную роль товарно-денежных отношений, чему способствовала организация крупных ярмарок специально для торговли с коренным населением (Обдорск, Сургут, Туруханск и др.), сохранялся и прямой товарообмен. В Березове «за лодку нужно заплатить столько максунов, сколько в нем поместится оных; за котел платится чистого рыбьего жира столько, сколько в него можно налить; за простой ножик с деревянным черенком, облитым оловом, платилось от 30 до 50 максунов; аршин простого, красного или желтого драдедаму стоит 4 песца или 120 максунов; даже простое медное кольцо, стоящее едва ли!/2 коп. серебром, продается за 1-2 максуна. Сами же березовцы получают за максуна, сдаваемого на дощаники, не дешевле 10 коп. серебром». 162 Характерным явлением первой половины XIX в. был рост торговых посредников из среды зажиточного местного населения. На Обском севере эту роль чаще всего выполняли коми, на Енисейском - якуты.
Царское правительство охотно поддерживало представителей растущей местной знати и поощряло межнациональную рознь. Так, по Уставу 1822 г. в состав хантыйских волостей были включены и обские ненцы. На хантыйских князцов возлагались обязанности собирать с ненцев ясак и «разбирать маловажные дела, как-то: ссоры, драки, кражи, разные споры». 163 Князцы весьма усердно помогали царской администрации эксплуатировать местное население и при этом извлекали немалую выгоду и для себя.
Особенно тяжелым стало положение трудящихся масс в 20-х годах XIX в., когда обложение ясаком по сравнению, например, с 1763 г. увеличилось почти на 300%. Чиновники Тобольской казенной палаты заявляли в 1828 г., что «инородцы тогда (в 1763 г., - Авт.) были гораздо зажиточнее, нежели в нынешнее время». 164 По расчетам С. С. Шашкова, население Западной Сибири отдавало в казну от 40 до 60% своего ежегодного дохода. 165 Неудачи на охотничьих и рыболовных промыслах приводили к голодовкам (например, в 1810, 1811, 1814 и 1817 гг.).
Социальные отношения у народов северо-западной Сибири не были однородными. У всех групп росло имущественное и социальное неравенство, обострялись внутренние противоречия. Распад родовых связей и оформление чисто территориальных отношений (в рамках общей феодальной системы) были наиболее ярко выражены у групп, занимавшихся под влиянием русских земледелием. У оленеводов процессы индивидуализации производства (хозяйство малых семей) и оформления зажиточной верхушки также имели место. Однако у них в большей мере, чем у земледельцев, сохранялись черты патриархально-родовой организации. Наименее ярко процессы роста имущественного неравенства были выражены у тех групп, у которых главная роль в хозяйстве оставалась за охотой и рыболовством.
Растущее русское влияние и частичная ассимиляция русской земледельческой средой отдельных этнических групп отмечались также в районах, примыкавших к Алтае-Саянскому нагорью - по Иртышу, Оби, Чулыму и Енисею. Этот процесс охватил, например, часть телеутов, кызыльцев и качинцев, а также остатки ранее тюркизированных южных самодийцев (камасинцев, карагасов и др.) и кетских племен (коттов и др.). Не подверглась обрусению лишь небольшая часть кетов, продвинувшихся на Таз и вниз по Енисею от Подкаменной Тунгуски до Курейки.
В то же время отмечались процессы консолидации у хакасов и алтайцев, завершивших ассимиляцию южносамодийских и кетских групп. Процесс консолидации и ассимиляции шел довольно активно и на территории степных тувинских племен. Наиболее четко этот процесс проходил у хакасов, чему в немалой степени способствовал Устав 1822 г., административно закрепивший и усиливший этническое сближение внутри хакасского общества. Так, в составе Минусинского уезда Енисейской губернии были образованы Степные думы качинцев и койбалов, а к Сагайской (позже Аскызской) думе 166 отнесены сагайцы и бельтиры; в составе Ачинского уезда той же губернии была образована Степная дума кызыльцев.
Процесс консолидации несколько своеобразно проходил у алтайцев. Южные их группы (собственно алтайцы, телеуты, теленгиты и др.) развивались несколько обособленно от северных (тубалары, кумандинцы и др.), к которым были весьма близки шорские племена.
Для социальных отношений хакасов и алтайцев характерно, с одной стороны, слияние с русским обществом в местах совместного проживания и интенсивного земледелия, с другой стороны, в зависимости от главного направления хозяйственного комплекса у них сохраняются определенные традиционные отличия от русских.
В степных районах у южных алтайцев и части хакасов преобладало скотоводство. Обширные пастбища, находившиеся в общем владении по царскому законодательству, т. е. формально, фактически были в полном распоряжении отдельных богачей. Территория, отводимая во владение той или иной группе «инородцев», не подвергалась какому-либо межеванию. Это давало возможность распоряжаться ею по своему усмотрению (например, зайсанам у алтайцев). К этому надо добавить, что все южные алтайцы были прикреплены (или «приписаны») к своим дючинам (должностным лицам) и волостям не по территориальному, а по родовому принципу. Был нарушен родовой принцип землепользования у хакасских скотоводов, занявших свободные земли после ухода енисейских киргизов.
Царская власть сохранила за местной богатой скотоводческой верхушкой (зайсаны, баи) их социальные привилегии, но избавила трудящихся от официальных поборов в пользу местных князцов, заставив их вносить ясак в царскую казну. Однако натуральные поборы с бедноты в пользу местной верхушки практически сохранились. Зайсан по-прежнему был богатеем. Хотя у него не было военной дружины, но исполнительная власть и суд (передававшиеся ранее по наследству) находились в его руках, и он поэтому был по существу властелином судьбы и имущества каждого своего «подданного». Насколько хорошо алтайские зайсаны чувствовали прочность своего положения, говорят факты сдачи в аренду русским крестьянам земель, отведенных им «во владение» и в общее для всех алтайцев пользование.
Опираясь на местную эксплуататорскую верхушку, царские чиновники занимали жесткую позицию по отношению к трудовым массам. На Алтае, например, налогами облагались в одинаковом размере как богачи, владевшие стадами в тысячи голов скота, так и бедняки. Царское правительство смотрело также сквозь пальцы на земельные захваты зажиточных русских крестьян, стеснявших землепользование бедняков, но оно принимало меры по жалобам зайсанско-байской верхушки. Как правило, царские чиновники не реагировали и на многочисленные факты произвола местной знати по отношению к трудовому населению.
У племен, осваивавших горно-таежные пространства (шорцы, северные алтайцы, часть хакасов), охотничьи угодья были общими для всех, кто мог зайти сюда на промысел зверя. Однако в связи с консолидацией племен и более компактным расселением близкие охотничьи угодья охранялись от посещений «посторонних» охотников. Эти относительно близкие от местожительства или более удобные промысловые территории считались собственностью отдельных родов, больших патриархально-семейных и сельских общин. «Посторонних» для данной территории охотников, застигнутых на промысле, прогоняли, добычу у них отнимали и разрушали их охотничьи шалаши.
Охотились на своих территориях коллективно, небольшими группами, обычно состоявшими из родственников, а добычу делили уравнительно. Так же поступали и охотники сельских общин, где охотничьи артели на время промысла комплектовались по соседскому, а не родственному принципу. Коллективный труд на промысле, коллективная собственность на добычу и коллективное ее распределение являлись характерными для этих групп населения.
Однако и здесь в рассматриваемое время возникали новые общественные отношения. Полученная при разделе пушнина составляла личную собственность. Спрос на пушнину был очень велик, и вся она представляла собой товарную продукцию, реализуемую (за исключением отданной в ясак) на рынке, обычно через скупщика. Посредством реализации полученной в долю пушнины охотники были втянуты в товарные отношения. В этих условиях возросла роль скупщика как из среды русского, так и аборигенного населения.
Торгово-ростовщическая эксплуатация сильно влияла на появление и развитие имущественного неравенства у скотоводов и охотников. Наряду с коллективной собственностью на промысловые угодья, пастбища и пахотные земли существовала личная собственность на жилье и домашнее имущество, орудия труда и средства транспорта. Особое место в системе собственности занимал скот. Владение небольшим количеством скота, включая и чисто транспортное поголовье, было характерно и для охотничьего, и для скотоводческого типов хозяйства. При этом имущественное неравенство и различные формы эксплуатации, например отдача скота на выпас бедноте, были особенно характерны для типичного скотоводческого хозяйства с развитой личной собственностью на скот и продукцию труда. Эти же явления, хотя и в ослабленной форме, отмечаются и в хозяйстве охотничьих племен.
В целом процессы дальнейшей феодализации хакасского и алтайского общества были особенно характерны для типичных скотоводческих групп, хотя у них сохранялись и пережитки патриархально-родовых отношений. Наоборот, у охотничьих групп эти процессы были ослаблены, здесь в большей мере прослеживались черты первобытнообщинных отношений с постепенным вытеснением чисто родовых связей территориальными.
Важнейшим фактом в развитии хозяйства бурят в конце XVIII-первой половине XIX в. явились успехи земледелия. В 1824 г. среди бурят числилось 14543 оседлых и 129447 кочевых хозяйств земледельцев. «Кочевыми земледельцами» назывались те хозяева, которые соединяли земледелие со скотоводством (их соотношение в отдельных районах было различным). Эти цифры становятся особенно показательными, если учесть, что исключительно скотоводством и промыслами в это время занималось только 32 944 хозяйства.
Земледелие стало одной из основ бурятского хозяйства, в особенности в Предбайкалье. Увеличивались посевы, улучшалась обработка земли, в некоторых районах применялось искусственное орошение. Все это способствовало превращению земледелия в товарную отрасль. Н. А. Бестужев в 1851 г. писал: «В Иркутской губернии, кроме здешнего Забайкалья, буряты настоящие кормильцы хлебом». 167
В это время у бурят заметны успехи и в развитии скотоводства. Экстенсивное скотоводство, особенно в Западной Бурятии, вытесняется более высокими формами со стойловым содержанием скота, значительным развитием сенокошения.
Из домашней промышленности по-прежнему большое значение сохраняли кузнечное дело и скорняжество. В некоторых районах кузнечное дело обособилось в отдельную, самостоятельную отрасль хозяйства. Росла товарность хозяйств бурят. Крепла и связь их с рынком. Учитывая возросшие поставки бурят на рынок, русская администрация издала в 1812 г. специальное постановление об учреждении ярмарок в районах расселения бурят на трактовых дорогах. Буряты поставляли на рынок кожи, масло, жир, скот, мясо, сало, хлеб, сено и другие товары. В связи с крупными изменениями в хозяйстве усилился переход населения к оседлости, особенно заметно у западных бурят. Переходя на оседлость, буряты использовали опыт русских крестьян и строили избы по русскому образцу.
Социальные отношения бурятского общества конца XVIII-первой половины XIX в. характеризуют процессы дальнейшей феодализации при сохранении пережитков патриархально-родовых отношений.
Буряты делились на роды. Бурятский род этого времени представлял собой административно-территориальную единицу, в основе которой лежал действительный род, включавший в себя также части других родов. Раздробление родов, расселение их отдельных частей в различных районах приводило к смешению, а правительственная политика сплачивала отдельные родовые группы вокруг наиболее значительных по численности.
Бурятская община в первой половине XIX в. раздиралась острыми классовыми противоречиями. Не случайно в 1819 г. администрация разделила бурят на «классы по состоянию». Таких «классов» было установлено четыре: первый - «самые богатые, которые имеют превосходное изобилие в скотоводстве, хлебопашестве, сверх всего занимаются извозом тягостей и прочего»; второй - «достаточные», которые имеют «умеренное скотоводство и хлебопашество и не имеют ни в чем недостатка»; третий - те, кто «имеют только небольшое количество пашни, сенокосов, скота, необходимого для обработки оных и для домашнего обихода, и которые непосредственно могут исправлять государственные подати и общественные повинности» и четвертый - «совершенно неимущие. .., престарелых лет, неизлечимые в болезни, малолетние и вместе не имеющие ни родственников, ни состояния»,.
в землевладении у бурят существовало переплетение общинного и частновладельческого начал. При общинном землевладении земля закреплялась за «родом» или его частью. Здесь сохранялась общее пользование «кочевьем и скотским выпуском» и душевое наделение сенокосными угодьями и пахотными землями. Периодически производился передел угодий по количеству душ мужского пола или по числу голов скота. Этот принцип создавал неравномерность землепользования, поскольку существовала личная собственность на скот и резкая дифференциация по владению скотом. Неравномерность усиливалась захватом нойонами общинной земли, зачастую оформлявшимся юридически.
Под давлением нойонов выделение угодий формально проводилось с согласия общества, по мирскому приговору. Лишаясь общинных угодий, рядовые буряты молчали, боясь гнева нойонов. «Хотя мы вправе были жаловаться по начальству, но боясь мщения за то Дымбылова, как главного начальника нашего, и оставались в молчании». 168
Богатые земле и скотовладельцы - это в большинстве случаев и административная верхушка бурят. «Все старшины богаты скотом и деньгами и владеют обширнейшими и лучшими землями, простолюдины же, напротив, более и более беднеют», - писал М. Геденштром. 169
Хозяйство средних бурятских крестьян было неустойчивым: неурожаи, падеж скота, податной гнет вызывали необходимость ссуды у богатых, итогом чего являлась «задолженность у состоятельных людей в срочную и прочую работу». 170
Типичными формами эксплуатации богатой и зажиточной верхушкой бедноты являлись: кредитование под отработки или ростовщические проценты и отдача скота на выпас под те же отработки. Бурятская верхушка узаконивала эти ранние формы эксплуатации, возникшие еще в условиях распада патриархально-родового строя и ставшие теперь феодальными, внося соответствующие статьи в своды обычного права. Так, одна из статей «обычаев братских Идинского, Тункинского, Балаганского и Кудимского ведомств» гласила: «Буде между собою братские задолжаются и тем платить ему будет нечем, то таковой, не лишаясь за долг своего имения, чтобы не разориться, отдается заимодавцу или кому другому в работу». 171
Во время сенокоса и уборки хлебов богатые буряты нанимали бедных «по вольному найму», платя либо за день, либо за весь сезон летних и осенних работ. По-видимому, в начале XIX в. можно говорить о за-
рождении здесь элементов капиталистических отношений, однако были еще слабы. Преобладали феодальные формы эксплуатации, соединявшиеся часто с прямыми поборами и грабежом бурятской верхушкой своих сородичей.
Созданные у бурят по Уставу 1822 г. родовые управления, инородческие управы и Степные думы (последних было создано 12) превратились в органы «степной аристократии», через которые нойоны помогали царской администрации угнетать рядовую бурятскую массу с тем сами беззастенчиво грабили своих «родовичей».
По ревизии М. М. Сперанского было обвинено в злоупотреблениях 255 бурятских нойонов. Царское правительство, отдавая под суд наиболее зарвавшихся «правителей», в целом поддерживало бурятскую верхушку. Часть нойонов получила чины и даже возведена была в дворянское сословие. Характерно также, что в замещении должностей в органах бурятского управления царская администрация решительно поддерживала наследственный принцип, который, как правило, и определял это замещение.
Первая половина XIX в. - время развертывания классовой борьбы в бурятском улусе, принимавшей различные формы. Открытая классовая борьба тормозилась наличием патриархально-родовых пережитков. «Степная аристократия» использовала в целях ее сдерживания составление сводов обычного права, начавшееся проводиться в связи с Уставом 1822 г. по различным бурятским ведомствам. В эти своды был внесен ряд статей, направленных против «неповиновения начальникам», против «беглых» и «подозрительных», против «непослушных» и т. д.
Социальные отношения якутского, так же как и бурятского, общества конца XVIII-первой половины XIX в. также характеризуют процессы дальнейшей феодализации при сохранении пережитков патриархально-родовых отношений. Якутские наслеги делились на роды, представлявшие, однако, территориальные объединения родовых групп различного происхождения. Якутские «родоначальники», стоявшие во главе таких родов, всячески поддерживали фикцию единства «родовичей», используя это единство в своих классовых целях. Патриархально-родовые пережитки сильнее всего сказывались в семейной жизни, в быту, хотя они сохранялись и в социальных отношениях (например, традиции родовой взаимопомощи).
В административном отношении якуты делились на роды, волости (наслеги), улусы. Во главе улуса стоял голова и двое выборных, составлявшие «инородческую управу». В их обязанности входили раскладка и сбор налогов и податей, распределение нарядов на подводную повинность, наблюдение за распределением земель, разбирательство споров и ссор и т. д. Кроме ясака, якуты в это время платили ряд мелких податей, значительно увеличивавших тяжесть налогового обложения (сбор на содержание присутственных мест, на устройство водных сообщений, на земские нужды, на содержание дорог и т. д.).
В конце XVIII в. было закончено составление именных ведомостей и распределение сенных покосов, проводилось периодическое перераспределение покосов, находившихся в общинном землепользовании. В 1817 г. впервые стал употребляться термин «класс» для обозначения отдельных групп якутского населения в отношении податного обложения. С 1819 г. разбивка на «классы» стала проводиться не только в центральных скотоводческих, но и в северных промысловых районах. В различных районах якуты разбивались на 3, 4 и 5 «классов», отличавшихся друг от друга величиной налогов и земельного надела. При этом зависимость бедноты от тойонов усилилась.
Эксплуатация зажиточной верхушкой бедноты принимала различные формы. Наиболее типичным явлением была раздача скота на выпас, «в пользование». Тойоны обогащались на различного рода подрядах и ростовщических операциях. Ростовщическая форма эксплуатации принимала иногда столь жестокие формы, что должники закладывали своих детей.
Кроме того, источником обогащения якутской знати были торговые операции с иноплеменниками. Якутские старшины и зажиточные якуты совершали систематические поездки в эвенкийские стойбища, выменивая и скупая за бесценок пушнину. Ученый-путешественник А. Ф. Миддендорф встретил в 1844 г. на северных склонах Станового хребта 25 якутских купцов с 80 приказчиками, которые доставляли товары на 700 оленях. Зажиточные якуты торговали также на северо-востоке с юкагирами, чукчами, эвенами и другими народами. Развитие товарно-денежных отношений усиливало зависимость бедных хозяйств от хозяйств якутской знати.
Во избежание недоимок якутские общества были связаны круговой порукой и для перехода из одного общества в другое нужно было получить разрешение от родоначальников. Эта мера укрепляла зависимость улусной массы от якутских тойонов.
Социальные противоречия в якутском улусе приобретали все более острую форму, но еще редко выливались в форму открытой классовой борьбы. Родовые пережитки, темнота, отсталость, полное бесправие и забитость тормозили и сдерживали протест народных масс. В связи с проведением Устава 1822 г. в Якутии был организован сбор материалов по обычному праву якутов. Сведения подавались тойонами. Они отразили картину повседневной классовой борьбы в якутском улусе, протекавшей в сфере быта и экономических отношений. Разделы VII и VIII материалов озаглавлены «Об ослушниках» и «Об якутах беспокойных и нетерпимых». В VII разделе имеются следующие статьи:
«1. Если якут по трем повесткам... родоначальников, имеющих над ним власть, не придет, без законных причин, из одного неповиновения и упрямства, то... если не простой человек, наказывается почетным содержанием под караулом, с надетой на ноги колодой, а если простой - лозами».
«2. Равномерному наказанию подвергаются те, кои не исполняют приказаний родоначальников по делам казенным и общественным тоже без законных причин».
Не менее выразителен и раздел VIII, где говорится: «Беспокойными и нетерпимыми в родах почитаются те из якутов... которые затейны, наглы, дерзки, не оказывают родоначальникам должного повиновения, входят в затейные и несправедливо „ябеднические жалобы..."». 172
Протест трудящихся якутов против гнета тойонов зачастую выливался в бунтарские выступления, рассматривавшиеся тойонами и царской администрацией как «разбойные».
В тех же сведениях, поданных тойонами, горячо защищались формы эксплуатации, которые имели место в якутском улусе. В частности, «хасаас» преподносился в этих сведениях как «святая святых» якутской экономики, как необходимое условие существования якутского общества, как «„главнейшее" общее и необходимое нужное как для богатых, так и для бедных».
Требуя обуздания «ослушников», «беспокойных» и «затейных, наглых и дерзких», не оказывающих «родоначальникам должного повиновения», якутские тойоны в то же время вновь выступили за расширение своих прав и привилегий. Они выдвинули требования о наименовании их князьями, а не князцами и об учреждении у них должности выборного областного головы. Эти пожелания, однако, не были удовлетворены. Впрочем, когда в 1827 г., согласно тому же Уставу 1822 г., у якутов была создана Степная дума, якутские тойоны использовали ее в своих классовых интересах.
Начало деятельности якутской Степной думы совпало с работой II ясачной Комиссии, увеличившей, несмотря на значительные недоимки, обложение в Якутии почти в три раза. Причина недоимок была ясна русской администрации. Неравномерное распределение земли приводило к обнищанию массы населения. Тяжелым бременем на населении лежали и огромные внутренние сборы. Еще в 1824 г. иркутский губернатор потребовал сократить делопроизводство в наслегах, чтобы уменьшить внутренние расходы, запретить сборы на содержание родоначальников, упорядочить дела со сдачей сенокосов и сдавать свободные земли в аренду только с согласия всего общества, обращая полученные средства на его нужды.
В 1827 г. администрация Якутии потребовала от только что организованной Степной думы нового перераспределения земли с целью поднять платежеспособность основной массы якутов. Перераспределение земли осуществлялось теми же тойонами и было проведено так, что «первый класс и на этот раз ничем не поступился из своих земель и, в лучшем случае, отделался лишь небольшой прибавкой к своим платежам». 173
Деятельность Степной думы имела откровенно выраженный классовый характер, ее представители беззастенчиво грабили и обманывали население, не гнушаясь и явно уголовными методами. Так, главный родоначальник думы был отрешен от должности за организацию незаконной продажи спирта охотским эвенкам. Руководители Степной думы устроили сбор средств по наслегам с целью посылки делегации в Петербург для подачи требований, которые были составлены в основном в интересах тойонской верхушки. Собранные деньги были растрачены. Следственная комиссия вынесла решение об отстранении от должности всех членов Степной думы.
Попытка тойоната укрепить и расширить свои юридические права через Степную думу не получила успеха. Докладные записки, составленные членами думы, в которых был выставлен ряд новых требований, в том числе требования признать Степную думу судебным органом вместо земского суда и утвердить «степные законы» в том виде, как они были выработаны якутскими тойонами, не получили одобрения. Сам орган якутской аристократии - Степная дума - был ликвидирован царским правительством в 1838 г.
Царизм, как и в XVIII в., не шел на удовлетворение политических требований якутских тойонов, заветной мечтой которых было уравнение в правах с русским дворянством. Зато экономические права и привилегии якутских тойонов укреплялись.
Яркие картины жизни якутского улуса запечатлел иркутский чиновник Н. Щукин в книге «Поездка в Якутск», изданной в 1833 г. «Плутни старшин, - писал он, - довели якутов до крайности. Бедных содержат в совершенном рабстве, не дают им возможности уходить в город на заработки и таким путем делают их вечными своими работниками. Беднота обслуживает тойонский скот: ... а как для прокормления телят зимою нужно много корму, то бедные за бездельную плату все лето занимаются приготовлением сена». 174 То же вынужден был отметить в 1835 г. и генерал-губернатор Восточной Сибири, указав якутским властям на неудовлетворительное распределение земельных угодий в Якутской области и подчеркнув, что только богатые владеют землею «под предлогом взноса ими ясака и повинностей за бедных, отчего сии последние остаются вечными рабами богатых и никак выйти из сего состояния не могут». 175
По уровню социально-экономического развития в конце XVIII-первой половине XIX в. северные тунгусы не были однородны. Наиболее значительным в этническом плане оставалось влияние на них русских, бурят и якутов. В Приангарье, в верховьях Амура и на Охотском побережье особенно интенсивно шли процессы сближения с русскими различных групп эвенков. Местами они переходили к скотоводству и земледелию, сохраняя в качестве подсобных промысловые занятия.
В Забайкалье и в центральной части Якутии эвенки продолжали заниматься разведением рогатого скота и коневодством. Здесь они подвергались сильному бурятскому или якутскому влиянию. Степные тунгусы «во
всем своем хозяйстве, и житии, также в юртах и прочем, уподобляются бурятам». Стада рогатого скота и табуны лошадей у эвенков были меньше, нежели у бурят. «Однако они не столько заводны, как буряты. Между тунгусами не легко сыскать такого человека, который бы имел тысячу лошадей, пять сот рогатого скота, до двух тысяч овец, около ста коз и до пятидесяти верблюдов: между бурятами... был бы такой человек не в диковинку». 176
На Таймыре эвенки также испытывали якутское влияние и даже становились тюркоязычными, но при этом сохраняли свои оленеводческие занятия. Эти эвенки складывались в особую этническую группу долган. 177
Продолжалось формирование крупной этнической группы эвенов, вступавших в тесные этнические контакты с народами северо-восточной Сибири. В 40-х годах XIX в. часть эвенов распространилась и на север Камчатки, установив здесь тесные связи с коряками и ительменами.
У эвенков и эвенов в начале XIX в. все резче выявлялась имущественная дифференциация. Наряду с малооленными и даже безоленными были владельцы крупных стад оленей. Представители зажиточной верхушки выступали в качестве торговцев. Зажиточные эвены, например, занимались грузоперевозками по Якутско-Аянскому тракту. У «конных» эвенков Забайкалья была такая же картина. «Скот и лошади разводятся у зажиточных людей табунами, а у бедных по одиночке». У большинства было по 1-3 лошади, и наряду с ними были владельцы десятков и сотен голов скота. Были и «совершенно неимущие». 178 Неимущая беднота работала пастухами, косцами; появляются эвенки и на золотых приисках.
Богатые кредитовали бедноту скотом, хлебом, различными товарами, деньгами под пушнину, под отработки или проценты. Многие неимущие эвенки часто были не в состоянии платить ясак. «Оскудевший степной или конный тунгус служит своей братии или российским мужикам из-за хлеба и платежа за него подушного окладу». 179 Часто за таких неимущих платил» ясак и «по общественной раскладке».
Эвенкийские и эвенские роды состояли из отдельных групп, сохранявших родовые названия, но остававшихся достаточно самостоятельными во всех областях жизни. Так, на Охотском побережье было 10 уяганских и 7 долганских родов. Раздробление рода на отдельные группы и семьи, передвижка этих групп и семей приводили к смешению родов, к образованию территориальных (соседских) общин, состоявших из представителей различных родов. Часто возникали и производственные объединения из представителей разных родов во время совместной охоты, рыбной ловли, пастьбы оленей. Такие производственные объединения охотников, рыболовов и оленеводов были, однако, непрочны и легко распадались. В то же время у эвенков все еще сохранялись и значительные элементы родовых связей и отношений - разделение на роды, родовая собственность на угодья (пастбища, покосы, промысловые угодья и т. д.), большое значение имели традиции родовой взаимопомощи.
По Уставу 1822 г. эвенки и эвены в различных районах были отнесены к «бродячим» и «кочевым». Во главе родовых управлений были поставлены старшины и князьки, у конных эвенков - даруги и зайсаны. Обычно их выбирали из имущей верхушки. Главными функциями родовых управлений стали сбор и доставка ясака, суд, проводившийся согласно нормам обычного права («по естественной справедливости»).
Ясак эвенки и эвены платили главным образом деньгами. Кроме ясака, в конце XVIII-начале XIX в. они платили еще ряд податей (подушный сбор, сбор на содержание дорог, «земельную повинность»). Общая сумма сборов превышала сумму ясака в 4-5 и более раз. Тяжестью обложения объясняется в это время массовый переход эвенков и эвенов в христианство: «новокрещены» на 3 года освобождались от уплаты ясака и податей. Для уплаты ясака и податей эвенки и эвены часто входили в долги («заимствуют от коммерческих людей») к зажиточным русским, якутам, бурятам, которые кабалили их и присваивали пушнину своих должников. По Уставу 1822 г. эвенки и эвены стали платить ясак, значительно увеличенный.
На северо-востоке Сибири в конце XVIII-первой половине XIX в. отмечается более сильное влияние на аборигенов русской культуры. В это время шло дальнейшее продвижение якутов в сторону Чукотки и чукчей с Чукотки на запад и на юг. Чукотское продвижение, начавшееся раньше, было вызвано увеличением оленных стад у чукчей и необходимостью для их пастьбы более обширных территорий. Чукчи активно смешивались с местным юкагирским и, позже, эвенским населением.
В свою очередь юкагиры, испытывавшие сильное влияние со стороны соседей, оказали определенное воздействие на часть эвенов, осевших по соседству с ними на Колыме. В целом для этого периода характерно дальнейшее еще более значительное сокращение территории, занимаемой юкагирами. Главным же становится русское влияние.
Как отмечал Ф. П. Врангель, «от беспрерывных сношений с русскими» юкагиры «переняли у них образ жизни, одежды, устройства хижин». Он же писал: «Дома здешних юкагиров (на Колыме, - Авт.) построены довольно прочно, из бревен, и состоят по большей части из одной просторной комнаты... Одежда юкагиров совершенно сходна с одеждой живущих здесь русских. .. Господствующий язык у них ныне русский».
Численность юкагиров сократилась также в связи с многочисленными эпидемиями (оспа, корь и др.). «Ныне омоки (юкагирская группа, - Авт.) и почти все юкагиры совсем истребились, не столько от оружия русских их пало, сколько от болезней и поветрия». 180
Основой хозяйства юкагиров являлись в это время рыболовство и охота. Оленеводство сохранилось только у части юкагиров (чуванцы и др.). Большое значение в экономике юкагиров сохраняла охота на диких оленей. По словам Ф. П. Врангеля, «время переправы оленей через Анюй составляет здесь важнейшую эпоху в году, и юкагиры с таким же боязненным нетерпением ожидают появления сего животного, с каким земледельцы других стран ожидают времени жатвы или собирания винограда». Однако диких оленей в этих местах становилось все меньше. И тогда жестокий голод настигал юкагиров. «Трудно себе представить, до какой степени достигает голод среди здешних народов, существование которых зависит единственно от случая. Часто с половины лета люди питаются уже древесной корой и шкурами, до того служившими им постелями и одеждой». 181 В 1838 г. голод разразился на Колыме: «...инородцы пришли до совершенной крайности... теперь не имеют решительно ни одного куска к спасению своей жизни», - доносили старшины Нижне-Колымска. Юкагиры вынуждены были покинуть родные места и переселиться в русские села, где и жили только благодаря «человеколюбию здешних жителей». 182
Социальные отношения юкагиров в первой половине XIX в. существенно не изменились по сравнению с XVIII в. Господствовали патриархально-родовые отношения при наличии значительных пережитков материнского рода. Общий низкий уровень жизни юкагиров приводил к тому, что имущественная дифференциация не была резко выражена.
В Российском своде законов чукчи были отнесены к народам «не вполне покоренным». Ст. 1254 декларировала: «Они управляются и судятся по собственным законам и обычаям и русскому закону подлежат только при убийстве или грабеже, совершенных на русской территории». Ст. 1256 гласила: «Чукчи платят ясак, количеством и качеством, какой сами пожелают». 183
Исходя из этих статей, местная администрация оформляла взаимоотношения с чукчами особыми договорами. Так, в 1837 г. между русскими властями и чукотским тойоном был заключен договор, согласно которому «русские не должны в нашей земле строить никаких крепостей и вообще поселений, какого бы они рода ни были». Кроме того, «вера, обычаи, нравы и одежда наши да останутся неприкосновенными». 184 С целью укрепления связи с чукчами правительство ассигновало на подарки чукчам определенные суммы, которые должны были поощрить их к взносу ясака. Однако и подарки, и ясак поступали нерегулярно. Так, например, в 1835 г. было всего 27 плательщиков ясака, в 1837 г. - 20, в 1838 г. - 8.
Большое значение имели экономические связи, установившиеся между чукчами и русскими. Систематически торговля происходила на ярмарках, среди которых важнейшее значение сохраняла Анюйская. В 20-х годах XIX в. оборот Анюйской ярмарки достигал 200 тыс. руб. в год, она стала центром торговли для многих народов северо-востока.
К концу XVIII в. на Чукотке углубляется разделение труда. Хотя и раньше существовали «оленные» и «сидячие» (охотники на морского зверя) чукчи, но только к концу XVIII в. окончательно складываются оленеводческое и морское зверобойное типы хозяйства. Между ними развивается регулярный обмен продуктами морского промысла и оленеводства. Это приводило к накоплению излишков продуктов, что способствовало развитию частной собственности на оленьи стада и на орудия морского промысла.
Новый этап в истории чукчей связан с установлением мирных отношений с русским народом, прекращением чукотско-корякских и других военных столкновений. Следствием этого явилось исчезновение военной организации. В остальном же социальная организация у чукчей по сравнению с XVIII в. не претерпевает каких-либо существенных изменений.
Хозяйственной единицей у оленных чукчей оставалось стойбище. Большинство членов стойбища было связано родственными отношениями. Численность стойбища достигала 100 и более человек. Социальной единицей являлась семейная группа, состоявшая из кровных родственников, причисленных к ней и связанных между собой взаимопомощью, обычаем кровной мести, единством культовых обрядов. У приморских чукчей стойбищу «оленных» соответствовал поселок.
Эскимосы в конце XVIII-первой половине XIX в. в основном были известны под названием «сидячих» или «пеших» чукчей. Основной формой, производственного объединения у эскимосов была байдарная артель, включавшая в свой состав несколько родственных семейств. Распределение коллективной добычи производилось между участниками промысла на равных началах. Характерными являлись коллективные зимние жилища.
Сибирские эскимосы вели регулярный обмен с эскимосами Америки. Ф. П. Врангель сообщал, что обмен проходил на островах Гвоздева (современные- Ратманова и Крузенштерна). 185 Летом сюда приплывали на байдарках, зимою приезжали по льду. Тесные обменные связи сохранялись также с чукчами. Установились и регулярные торговые связи между русскими и эскимосами. Посредниками в них были чукотские торговцы - «поворотчики». Эскимосы не платили ясак.
На благосостоянии и самой численности коряков и ительменов тяжело отразились эпидемии оспы и других болезней, свирепствовавших на Камчатке. В 1792 г. администрация Акланского острога сообщала, что от «свирепствующего оспенного поветрия. . . целые селения вымерли, а в других хотя и остались, но в весьма малом количестве и из тех большею частью от того поветрия сделались увечными». 186 От эпидемий вымирали целые группы. Из 65 «родов» ительменов Нижнекамчатского округа (по данным 1761 г.) осталось к 1792 г. только 47.
Часть ительменов ассимилировалась русскими. Уже в конце XVIII в. и в особенности в XIX в. здесь довольно быстро росла этническая группа камчадалов, образовавшаяся в результате смешанных браков ительменов с русскими и сближения их хозяйственных укладов.
Несмотря на уменьшение численности аборигенного населения, налоги и повинности не были уменьшены. К 1792 г. недоимки на население Охотской области (куда входила и Камчатка) составляли 33600 руб. при сумме годового налога в 8131 руб. Тяжелое материальное положение ительменов хорошо показал капитан В. М. Головнин, живший на Камчатке в 1809-1810 гг. По его словам, они «всякий год терпят по нескольку месяцев голод..., в которое время питаются они березовою толченою корою, примешивая к оной небольшое количество сушеной и толченой в порошок рыбы, заготовленной для собак».
Тяжелое положение населения усугублялось ростовщической кабалой, в особенности после образования Российско-Американской компании (1799 г.). Тот же Головнин писал, что «всякий камчадал имеет между купцами своего кредитора, у которого во всякое время берет он в долг разные безделицы, не спрашивая о цене их, почему купец записывает в свою книгу за всякую вещь десятерную цену, так что иной камчадал по книгам купца должен ему рублей тысячу и более, в самом же деле и на сто не будет». 187
Хищническая деятельность Российско-Американской компании особенно тяжело отразилась на положении алеутов. Начав с освоения Алеутских островов, компания в 1825-1826 гг. заселила алеутами Командорские острова (Беринга и Медный) и в дальнейшем пополняла их население новыми партиями переселенцев, в том числе эскимосами, русскими и т. д. Все мужчины в возрасте от 18 до 50 лет должны были работать на компанию; на вспомогательных работах широко использовался труд женщин, стариков и подростков.
Главным занятием алеутов теперь стал пушной промысел (бобры, котики, песцы); остальные виды традиционного промысла - охота на птиц, морского зверя, рыболовство и собирательство - носили вспомогательный характер. На острова завозились лошади, крупный рогатый скот, свиньи, козы и домашняя птица. По примеру русских алеуты стали также заниматься огородничеством.
Положительное влияние русской культуры сказалось в распространении новых орудий труда, огнестрельного оружия, срубных домов и т. д. Вместе с тем сохранялись традиционное жилище, знаменитая кожаная лодка (каяк), промысловая одежда. Родовая организация у переселившихся групп не сохранилась. Отношения между рабочими и компанией носили принудительно-предпринимательский характер.
В расселении и образе жизни народов южной части Дальнего Востока до середины XIX в. не происходило больших изменений. 188
Наиболее значительным в данном регионе было дальнейшее расселение тунгусоязычных групп. Примерно от Хабаровска 189 вниз по Амуру и его притокам жили нанайцы и ульчи, в Приморье - орочи и удэгейцы, на Сахалине- ороки, которые здесь появились на рубеже XVII-XVIII вв., и эвенки, перекочевавшие на остров в начале XIX в. В низовьях Амура и на северном Сахалине обитали нивхи; на южном Сахалине - айны. 190
В хозяйстве дальневосточных народов преобладали в различном сочетании охота и рыболовство, у прибрежных групп - морской зверобойный промысел. Оленеводством занимались только ороки и эвенки, причем срокам это не мешало вести полуоседлый образ жизни. Земледелием занимались лишь южные удэгейцы, известные под названием тазов. До прихода русских в середине XIX в. эти народы не знали огнестрельного оружия.
Подобно другим сибирским народам, обитавшим в относительно изолированных районах, здесь сильнее сказывались черты первобытнообщинных отношений, хотя и на стадии разложения, перехода от родовых связей к территориальным, развития имущественного и социального неравенства. Даже у нивхов, в большей мере сохранявших патриархально-родовую организацию с пережитками материнского рода, существовало патриархальное рабство, а в поселениях сочетались и родовой, и территориальный принципы.
В конце XVIII-первой половине XIX в. все основные этнические и социально-экономические изменения у народов Сибири, отмеченные ранее, получили свое дальнейшее развитие.
Наиболее значительным оставалось повсеместно растущее русское влияние, распространившееся на наиболее отдаленные районы Сибири. Продолжались и стали более интенсивными процессы ассимиляции русскими большинства сибирских народов или их этнических групп. Продолжали складываться и этнические группы русского народа (например, камчадалы, русско-устьинцы, колымчане в низовьях рек Якутии и т. д.). Отношения трудовых масс русского и коренных народов продолжали оставаться дружественными.
Значительно усилились процессы ассимиляции и консолидации и в среде самих сибирских народов. Наиболее сильной ассимиляции со стороны бурят и якутов продолжали подвергаться различные группы эвенков. На северо-западе, помимо растущего русского влияния, усилилось сближение ненцев с ассимилированными ими группами хантов и энцев; будущие хакасы и алтайцы, ставшие на путь формирования народностей, закончили тюркизацию северных аборигенов Алтае-Саянского нагорья.
Под влиянием русских значительно сложнее стал хозяйственный комплекс народов Сибири. По всей южной зоне (степной и таежной) распространилось земледелие, продолжало развиваться скотоводство - главная отрасль в хозяйстве большинства народов Сибири. Более совершенными под влиянием русской техники становились и традиционные способы охотничьего и рыболовного промыслов. У большинства народов Сибири к середине XIX в. распространилось, например, русское огнестрельное оружие.
Определенный сдвиг наметился и в специализации хозяйства. У ряда народов (буряты, якуты и т. д.) самостоятельной отраслью становилось ремесло. Значительно усилилась роль товарно-денежных отношений, чему способствовал дальнейший рост городов, а также открытие ярмарок в наиболее отдаленных районах.
Социальные отношения у народов Сибири не были одинаковыми даже в одной этнической среде. Они повсюду отражали растущее имущественное неравенство. От былого экономического и социального равенства периода, предшествующего русской колонизации, у большинства народов оставались лишь слабые пережитки.
Земля была объявлена собственностью Русского государства и передавалась нерусскому населению, так называемым «инородцам», только «во владение» (Устав 1822 г.). Часть земель Южной Сибири находилась на особом положении в связи с передачей Колывано-Воскресенских заводов в собственность императорского Кабинета.
Формы пользования земельными угодьями не регламентировались царским правительством. Они могли определяться местными обычаями, сложившимися в процессе исторического развития. Объявление верховным собственником земли Русского государства означало, что коренные народы должны были платить верховному собственнику земельную ренту, которая в этих условиях совпадала с налогом (ясак был натуральной формой налога). В остальном же провозглашение Русского государства собственником земель фактически не внесло существенных изменений в сложившиеся исторически формы земельных отношений.
Своеобразие земельной собственности у скотоводческих народов, достигших феодальной ступени развития, заключалось в том, что пастбища и другие земельные угодья не отчуждались путем купли и продажи. Земельная собственность проявлялась в полном распоряжении местной знати кочевьями. Своеобразной формой феодальной эксплуатации у этой группы народов являлась отдача скота на выпас бедноте. Зажиточные скотоводы были не в состоянии своими силами обеспечить выпас больших стад, а чисто наемный труд распространялся еще очень слабо.
Хотя в хозяйстве ряда народов Сибири в первой половине XIX в. и началось применение наемного труда, а также повсеместно возникала торгово-ростовщическая верхушка, элементы нарождающихся капиталистических отношений, как и пережитки первобытнообщинных отношений, не были главным фактором, определяющим социальные отношения.
Для многих народов Сибири в первой половине XIX в. было характерно становление феодальных отношений. Даже у тех народов, которые в большей мере сохранили черты традиционной первобытнообщинной организации, формировалась зажиточная верхушка, вступавшая в тесный контакт с русской администрацией и знатью. Укрепление господства местной феодальной знати соответствовало политике царизма по отношению к народам Сибири. Общность интересов местной феодальной знати и царизма в борьбе с трудящимися массами и наличие сложившегося политического союза между ними особенно ярко выявляли крупные социальные движения начала XIX в., в которых видное место заняли и народы Сибири.
156 ГАИО, ф. Иркутской земской избы, д. 4, л. 415.
157 ГАТО, ф. Томского губернского правительства, оп. 2, д. 118.
158 ЦГИА СССР, ф. Второго Сибирского комитета, оп. 1, д. 67, л. 11.
159 А И Мурзина. Манси (вогулы) в XVIII веке и первой половине XIX в. Уч. вап. Ленингр. гос. ун-та, № 157, 1953, стр. 226.
160 Зап. РГО, кн. III, СПб., 1849, стр. 162, 163.
161 A . Castгen Reiseberichte und Briefe aus den Jahren 1845-1849. St.-Petersburg, 1856, S. 124.
162 Д. Юрьев. Топографическое описание Северного Урала. Зап. РГО, 1852, кн. VI, стр. 322.
163 Д. Я. Самоквасов. Сборник обычного права сибирских инородцев. Варшава, 1876, стр. 13.
164 Ваули Пиеттомин. Из истории социальных движений хантэ и ненцев. Омск, 1940, стр. 5.
165 С. С. Шашков. Сибирские инородцы в XIX столетии. Собр. соч., т. II. СПб., 1898.
166 До 1823 г. она именовалась «Степной думой разнородных соединенных племен».
168 См.: Е. М. 3алкинд. Присоединение Бурятии к России. Улан-Удэ, 1958, стр. 292.
169 М. Геденштром. Отрывки о Сибири. СПб., 1830, стр. 68.
170 История Бурят-Монгольской АССР, т. 1, Улан-Удэ, 1954, стр. 213. 422
171 Д. Я. Самоквасов. Сборник обычного права, стр. 99.
172 Д. Я. Самоквасов. Сборник обычного права..., стр. 207-209.
173 Д. М. Павлинов, Н. А. Виташевский, Л. Г. Левенталь. Материалы по обычному праву и общественному быту якутов. Л., 1929, стр. VI.
174 Н. С. Щукин. Поездка в Якутск. Изд. 2-е, СПб., 1844, стр. 302.
175 История Якутской АССР, т. II. М., 1957, стр. 189.
176 И Георги. Описание всех обитающих в Российском государстве народов, ч. III. СПб., 1799, стр. 42.
177 Б. О. Долгих. Происхождение долган. Сибирский этнографический сборник, т. V, М„ 1963.
178 История Бурят-Монгольской АССР, т. 1, стр. 216.
179 И. Георги. Описание всех обитающих..., ч. III, стр. 42. 428
180 Ф. П. Врангель. Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю. М., 1948, стр. 218, 219, 395.
181 Там же, стр. 220, 227.
182 История Якутской АССР, т. II, стр. 218.
183 Свод законов Российской империи, IX, ст. 1254, 1256.
184 С. Б. Окунь. Очерки по истории колониальной политики царизма в Камчатском крае. Л., 1935, стр. 114, 115.
185 Ф. П. Врангель. О торговых сношениях народов северо-западной Америки между собою и с чукчами. Телескоп, ч. 26, 1835, стр. 608, 609.
186 С. Б. Окунь. Очерки по истории колониальной политики..., стр. 103.
187 Материалы для истории русских заселений по берегам Восточного океана, вып. II. СПб., 1861, стр. 22, 207.
188 Б О Долгих. Родовой и племенной состав народов Сибири в 17 в Тр. Инст. этнографии, нов. сер., т. 55, М., 1960, стр. 597-602, 609, 610. Первое
189 Пост Хабаровск был основан в 1858 г. в центре нанайских поселений.
190 По проблеме происхождения, истории и этнографии айнов существует большая литература. См., напр. Л. Я. Штернберг. Айнская проблема. Сб. МАЭ, Л., 1929, т. 8; М. Г. Левин. Этническая антропология и проблема этногенеза народов Дальнего Востока. Тр. Инст. этнографии, нов. сер., т. 36, М., 1958.
