Социализм – это: кратко и понятно о социалистической идеологии. Теория социализма и капитализма

В.П. Попов

Теория социализма

Существует множество сценариев развития человеческого общества, но нет общепризнанного критерия их истинности. Для оценки сценариев на правдоподобность необходим определённый уровень подготовки специалистов. Необходимы энциклопедические знания, плюс холистическое и системное мировоззрение. К этому следует прибавить способность из эклектики создавать стройную систему знаний. Но то, что понятно специалистам, «массами» может быть не принято. Действия масс чаще основываются на вере (не только религиозной), чем на знаниях. Поэтому харизматический лидер способен «водить народ по пустыне хоть 40 лет», если народ желает попасть в «страну обетованную».

Механизмы социального управления известны давно (религия, идеология, войны, харизма, гипноз, зомбирование и пр.), для этого нужны привлекательные цели. Людей легко увлечь «пряником» сладкой жизни и трудно напугать грядущими последствиями. Самой привлекательной целью является «светлое будущее» (рай) в любых интерпретациях (где всё есть, а работать не надо).

Представление о том, что человек рождён для счастья, а целью человечества является максимальное удовлетворение «неограниченных, постоянно растущих потребностей», мягко выражаясь, не корректно. Это бессмысленная деятельность по наполнению бездонной бочки. Однако названный критерий обычно используют для оценки уровня «развитости» государства. Считается, что высокому уровню развития соответствует изобильный ВНП. Если по этому критерию оценивать достижения людей, то чем больше человек съел, потребил или просто надкусил, тем выше его достижения, и он лучше других реализует смысл существования человечества.

Академик Моисеев Н.Н. дал впечатляющий образ неуправляемой толпы, бегущей к счастью, на пути к которой оказалась пропасть. Передние видят опасность, но остановиться не могут, ибо их затопчут «задние». К этому следует добавить, что управляемая командиром армия (который знает истинную цель) может остановиться и изменить направление пути. Поэтому в кризисных ситуациях человечество может спастись посредством управления.

Кроме знания цели нужны критерии оценки «правильности» выбранного пути. Политологи, социологи, историки изучают общество как бы изнутри, к тому же на коротком отрезке эволюционного времени. Часто изучаются не тренды, а флуктуации (которыми изобилует любое развитие). В эклектическом хаосе можно «слона и не приметить», ибо находясь внутри изолированной от внешнего мира системы, невозможно определить направление её движения (принцип относительности Галилея).

Очевидно, направление движения объекта лучше видно со стороны. Например, чтобы узнать маршрут поезда без окон, пассажир должен выйти из него на перрон и спросить у диспетчера. Аналогично исторические и социологические наблюдения следует сверять с закономерностями эволюции надсистемы (биосферы).

Реализуя эту методологию, авторы настоящей статьи предварительно изучили тренды развития биосферы. Издано 10 монографий (holism. narod.ru), написано более 100 статей. Более детальное обоснование можно найти в наших работах на сайте holism. narod. ru. В очередной раз подтверждены факты инвариантности механизмов развития неживых, биологических и социальных организаций . Эти закономерности являются и целью, и критериями развития общества. В настоящей публикации мы вынуждены представлять их в кратком изложении или в ссылках.

Для того, чтобы увидеть закономерности сложного исторического процесса, следует возвыситься над мелочами и осмотреть его как бы с высоты птичьего полёта. Изучая закономерности развития общества, выделим наиболее очевидные тренды, например, монотонный рост и экспансию населения планеты. Эта функция присуща всем живым системам. Но поскольку постоянного роста быть не может (ограниченность ресурсов) предполагается, что в 21 веке рост и экспансия населения планеты завершатся .

Рост населения и техносферы сопровождается возрастанием потребления и прессингом на биосферу, угрожает исчерпанием ресурсов. Этот ускоряющийся тренд также не может быть вечным.

Растёт уровень образования, науки и техники (неравномерно по странам). Этот тренд является самым устойчивым в человеческой культуре. Так как человек не отделим от создаваемой им техносферы, людей от обезьян археологи начали отличать по наличию орудий труда. Техносфера по сути усиливает функции человека (искусственные руки, ноги, сенсоры, искусственный интеллект и пр.). До нашей эры были созданы практически все необходимые для выживания людей приспособления, а позже они только совершенствовались .

Основой созидательного процесса эволюции является интеграция. Всё новое есть результат объединения в систему уже существующих организованностей. В обществе этот процесс проявляется как возникновение империй, интеграция культур, возникновение современных коалиций (СССР, ЕЭС, США, азиатские союзы). В ХХ веке войны проходили между блоками союзных государств. Этот процесс должен завершиться интеграцией в единое общество.

Процессы дезинтеграция играют роль санитаров, завершая жизненный цикл умирающих организации. Их фрагменты являются сырьём для новых объединений. Например, после распада Западной Римской империи из фрагментов образовались Византия, Франция, Германские государства. Им предстояло реконструировать элементы и связи, включиться в новые комбинации (союзы). Поэтому на карте планеты периодически появлялись новые государства и политические системы.

Наиболее сложной социальной компонентой является культура. Под «культурой» мы понимаем совокупность взаимоотношений между людьми и коллективами по поводу собственности, науки, образования, религии, власти, труда и пр. Можно согласиться с Шушариным А.С. , что единого человеческого общества ещё нет, есть конгломерат разнообразных культур. Каждая цивилизация есть новая комбинация известных ранее культур (социальная память). Характеризовать культуры комбинациями (спектрами) элементов сложно, (но необходимо), однако историки, к сожалению, этот способ не используют.

Можно заметить, что культуры разных цивилизаций содержат схожие элементы. Например, агрессивность проявляется у всех людей, но в разной степени, эгоизм и альтруизм сочетаются в разных комбинациях. Стремление к обогащению, к власти, к накоплению собственности можно увидеть у всех народов. Культуры определяют поступки людей, по аналогии их можно считать социальными генофондами.

Идентичность элементов культур есть следствие единой природы человечества. Эволюция сохраняет и биогены и социогены. Например, в геноме человека 50% генов идентичны генам червей, а 98% - генам шимпанзе. По этой причине в человеческой памяти сохраняются алгоритмы развития, заимствованные у природы. В культуре человечества рудименты язычества сочетаются с монотеистическими религиями. Ещё не исчезли полностью рудименты каннибализма. По сути, деление особей на «своих и чужих» (эгокультурность ), есть свойство, унаследованное от животного мира. Дифференциация от чужих осуществляется по любым признакам (религия, антропоморфные отличия, язык, обычаи и др.), но цель одна – ограничить доступ «чужих» к своим ресурсам или использовать для себя их ресурсы. Генетическая эгокультурность является доминантой человеческой истории, порождающей войны оружейные и экономические.

Для преодоления эгокультурности нужно создать единую мировую ассоциацию индивидуальных культур. Навязывание всем одной господствующей культуры (мондализм) всегда будет вызывать отторжение, что мы видим в движении антиглобалистов (антиамериканистов) . К счастью люди неосознанно следуют закону интеграции культур. Некоторые элементы культуры легко ассимилируются (например, наука и техника, искусство). Например, американские индейцы воевали европейским оружием. Другие элементы более консервативны (религия, обычаи, традиции). Можно предположить, что легко интегрируются элементы культуры, укорененные в сознании, а консервативные элементы обосновались в подсознании.

С прогрессирующим ростом убойной силы оружия и концентрацией населения процент военных жертв на протяжении тысячелетий не возрастал. Судя по всему, он даже медленно и неустойчиво сокращался, колеблясь между 5% и 1% за столетие (закон техно-гуманитарного баланса) . Совершенствовались приемы межгруппового и внутригруппового компромисса - система культурных ценностей, мораль, право, методы социальной эксплуатации, цели и формы ведения войны. В итоге политические задачи могут решаться ценой относительно меньших разрушений.

Интеграция мира в многополярные блоки сдерживает войны. Очевидно, при полной интеграции общества мировые войны станут невозможны (война с собой абсурдна). Тем не менее, локальные конфликты между подсистемами вряд ли исчезнут. Хотя эти конфликты могут протекать и без вооружённых столкновений.

Культура состоит из множества элементов, поэтому эволюцию культуры следует рассматривать как эволюцию её отдельных элементов. Прогрессивное управление должно поддерживать те элементы культуры, которые способствуют сохранению общества. История изобилует примерами отката назад под влиянием идеологий, активизирующих атавизмы человеческого подсознания. Откат назад не требует больших усилий и новых теорий. Прогрессивный процесс всегда более затратный, как и движение в гору. Некоторые очевидные тренды мы уже рассмотрели выше. Теперь рассмотрим менее очевидные.

Как следует из всего содержания настоящей статьи, эволюция общества протекает по тем же законам, что и эволюция биосферы потому, что действия людей детерминируются генетическим опытом. Мы покажем скрытый от первого взгляда процесс интеграции системных связей, собственности и капитала. А также устойчивый тренд развития систем управления социумом. Для этого проведём системное описание наиболее характерных формаций общества.

Рабовладельческая формация. Раб имел в собственности своё тело и некоторые функции. Раб прикреплялся к месту проживания. Чаще всего он имел гарантированное питание, т.е. освобождался от проблем самообеспечения. Но его хозяин (собственник) эти заботы имел, он должен был кормить раба, хотя был свободен в своих поступках. Часть произведенного продукта отчислялась в общественную казну, например, государству. Материальный поток двигался снизу вверх. Государство использовало силу для его поддержания.

Крепостной крестьянин оставался прикрепленным к месту проживания и работы, но должен был кормить и себя и помещика. Таким образом, свободы действий у него было больше, но и проблем тоже. Помещик являлся индивидуальным собственником самих крестьян и результатов их труда. Крестьяне получали в собственность или в аренду участок земли, имели собственные инструменты, коллективные (семейные) тягловые животные. Если крестьянин отказывался от собственности и убегал, то его насильно возвращали и наказывали. Ни раб, ни крепостной крестьянин не имели возможности свободно выбирать условия труда. Но личный доход крестьянина зависел от его собственного труда, и это давало возможность повышать личное благосостояние. Государство отчуждало долю произведенной продукции. Крестьянин кормил и барина и государя.

Капитализм существует около 300 лет и его черты сформировались. Социализм ещё не приобрёл окончательных очертаний. После развала СССР мир осознал, что социализм скорее цель, чем реальность . Появилось много разновидностей социализма (Советский, Китайский, Японский. Шведский, исламский, буддистский, национал-социализм и др.). Однако вряд ли возможно называть социализмом строй, где всем обеспечено только сытое существование. Если социализм должен стать формацией отрицающей капитализм, то он должен обеспечить надёжное существование, развитие разума, гармонию с биосферой.

Выделим схожие признаки капитализма и социализма . Для сравнения мы выбрали социализм советского образца и капитализм американского образца. Рабочие не являются собственниками предприятий. Частная собственность на средства производства замещается коллективной собственностью. Демократия никак не похожа на «власть народа».

Сформировалось развитое бюрократическое государство, взимающее налоги, содержащее армию, репрессивные органы, устанавливающее соответствующие законы. Возникли управляющей надстройки над государством (КПСС и финансовая олигархия на Западе). Административный аппарат управляет производством, фирмой, компанией. Осуществляется планирование бизнеса и государственных проектов.

Преобладает коллективный труд. Рабочие могут свободно наниматься на работу и увольняться. Характерна узкая профессиональная специализация, сильная дифференциация по уровню знаний. Хорошо организовано профсоюзное движение. Большой процент граждан занят в государственном секторе. Ведётся идеологическая обработка населения, утверждающая ценности государства, нации, права.

Провозглашается задача повышать ВНП и уровень жизни граждан, чтобы избежать социального взрыва (на Западе высокими зарплатами, а в СССР низкими ценами). Осуществляется экспансия, стремление к мировому господству, включая войны. Поддерживаются явные и потенциальные союзники. Развивается культура, наука, техника и образование. Сохраняется эгокультурность.

Обе системы способны осуществлять технический прогресс. Отставание в темпах промышленного развития СССР от Запада определялось не особенностью коллективного ведения хозяйства, а плохой системой управления. Плановое хозяйство Китая сегодня обгоняет США и претендует на мировое лидерство.

Отличительные признаки капитализма от социализма. Частная собственность на средства производства находится в руках финансовой элиты и государства. Власть, как правило, доступна богатым людям, защищающих интересы капиталистов. На Западе высшая надстройка («денежные мешки», и их ставленники) обладает не меньшей властью, чем КПСС, но действует неявно, как серый кардинал.

Капиталистами отчуждается львиная доля прибыли, часть которой поступает государству в виде налогов. Сильное неравенство в доходах и потреблении. Уровень жизни среднего класса достаточно высокий и не создаёт революционных настроений. Высокие темпы развития производства и торговли осуществляются благодаря инициативной конкуренции, однако развитие периодически прерывается кризисами.

Узаконен механизм безработицы. Идеологическая обработка ненавязчиво пропагандирует ценности либерализма, индивидуализм, превосходство американской демократии, элитаризм, избранность (эгоизм).

Отличительные признаки советского социализма. Отсутствие частной собственности на средства производства. Капитал концентрируется в бюджете государства, но при этом расходуется на социальные нужды, бесплатную медицину, бесплатное образование всех слоёв населения, на армию, национальные проекты и пр. Осуществляется централизованное и плановое управление страной и экономикой. В СССР решения принимались группами небогатых (из народа) чиновников и партийным аппаратом. Над государством существовала надстройка из небогатых людей (КПСС), которая исполняла роль кормчего. Отсутствует внутренний рынок, но осуществляются рыночные отношения с мировой экономикой.

Заработная плата разных слоёв населения отличалась незначительно. Государство удерживало низкий уровень цен, доступный всем слоям населения, что снимало социальную напряжённость. Конкуренция заменялась социалистическим, не антагонистическим соревнованием. Безработицы не было.

Уровень потребления на душу населения был ниже, чем на Западе. Имел место дефицит некоторых продуктов. Проявлялась нетерпимость к альтернативным идеологиям, осуществлялось сильное идеологическое давление, цензура, репрессии. Пропагандировался альтруизм, коллективизм, интернационализм, уверенность в светлом будущем

Используем приведенное описание для системного исследования. В качестве элементов систем примем трудовые группы (артель, мануфактура, ферма, крестьянское хозяйство, завод, фирма, корпорация и пр.), которые взаимодействуют между собой по поводу производства и распределения природных и трудовых ресурсов. Связями будем считать взаимоотношения по поводу обмена веществом (товар), энергией (работники) и информацией (управляющие сигналы). На рис.1 представлены схемы основных формаций социума: Ф (феодализм), К (капитализм), С (социализм).

Для упрощения все формации представлены только в трёх иерархических уровнях. Верхний уровень (1) государственного аппарата изображен прямоугольником (государь, король, князь, президент и пр.). Средний уровень производителей (2) изображён кругами (вассал, помещик, капиталист, социалистическое предприятие). Нижний уровень работников (3) изображён треугольниками (крепостные, пролетарии, рабочие, служащие). Линии разной формы изображают связи между подсистемами и элементами. Густота заливки фигур отражает концентрацию власти и капитала.

При феодализме (Ф) хозяева (помещики, вассалы) имеют собственную землю, собственных крепостных и пр. Крепостные также могли иметь собственный надел земли. Собственность очень неравномерно распределёна по всем уровням, поэтому фигуры имеют заливку разной плотности.

Структура государства представляла собой линейный «букет» с сильно развитыми вертикальными и слабыми горизонтальными связями на всех иерархических уровнях. Сверху вниз поступали распоряжения, законы, требования. Снизу вверх перемещалась продукция, полученная крепостными крестьянами. Вассалы немного торговали, много воевали друг с другом, продавали и дарили крестьян. Таким образом, крестьяне меняли хозяев и место работы. Вертикальные устойчивые связи подчинения представлены сплошными жирными линиями. Слабые, стохастические горизонтальные связи на рисунке представлены пунктирными, не жирными линиями.

Капитализм (К). Государство, как и при феодализме, через вертикальные связи пополняет казну посредством налогов. Власть и капитал сосредоточена на верхних уровнях. Работники (пролетарии) не имеют собственности на средства труда, но получили свободу перемещаться, изменять место работы. Капиталисты и землевладельцы стали торговать (жирные, пунктирные линии). Возникло множество стохастических связей на всех уровнях иерархии (жирные, штриховые линии).

При социализме (С) государственное влияние распространилось и на вертикальные, и на горизонтальные связи (детерминированные, плановые, сплошные жирные линии). Власть и капитал сконцентрировались у государства.

Итак, системные анализ выявил следующие закономерности. Смена формаций в последовательности Ф-К-С «вытесняет» собственность снизу вверх. При социализме власть и собственность концентрируется только у государства.

Связи между экономическими субъектами в порядке Ф-К-С усиливаются. Вначале усиливаются вертикальные связи, затем горизонтальные связи. В целом происходит усиление механизмов управления, уменьшается стохастизм связей.

К сказанному можно добавить, что в результате глобализации и экспансии на планете увеличивается количество крупных экономических субъектов (ТНК), возрастает длина горизонтальных и вертикальных связей, усиливается интеграция мировой экономической системы. Происходит движение к управляемому обществу, к ноосфере.

Этот анализ проведен на коротком для эволюции интервале времени. Закономерности рассматривались, как и обычно, изнутри подсистемы. Поэтому сложившаяся картина может оказаться случайной флуктуацией, а сделанные выводы – ложными. Необходим контрольный взгляд со стороны надсистемы, поэтому рассмотрим эволюцию систем управления в биосфере . (Наши комментарии напечатаны курсивом).

Доклеточное развитие мы опускаем, но 4 млрд. лет назад биосфера Земли состояла из одноклеточных организмов с центром управления в ядре (хромосомы, ДНК). Внутренние процессы в клетке напоминают отлаженное производство, а размножение удивляет невероятной упорядоченностью этого процесса. (Клетка, очевидно, является самоуправляемой системой).

Следующим уровнем организации являются колонии одноклеточных (бактерии). В развитых колониях наблюдается дифференциация клеток. Появляются клетки помощники, клетки убийцы, отбраковывающие больные клетки. При этом бактерии располагаются так, что оставляют проход для питательного раствора к центру колонии, т.е. «заботятся» обо всех членах колонии (аналог альтруизма). (В колониях увеличивается количество элементов и начинают развиваться устойчивые связи между ними. В колониях преобладает стохастическая самоорганизации).

Около 600 млн. лет назад некоторые колонии «срослись» в многоклеточные организмы . В организмах появились управляющие клетки (нейроны). Эволюция усложняла и совершенствовала системы управления организмов, развивалась нервная система, увеличивалась масса мозга (центр управления). Появлялись «интеллектуалы» среди молюсков (осминоги), среди птиц (попугаи, врановые), среди приматов (шимпанзе), среди китообразных (дельфины) и, наконец, среди гоменидов (человек). Установлено, что интеллект шимпанзе соответствует интеллекту трёхлетнего ребёнка. (Элементы и связи становятся более детерминированными и устойчивыми, развивается управляющий разум).

Многие организмы живут сообществами. Во время перелетов птицы собираются в стаи, управляемые вожаками. Многие копытные также имеют вожака стаи. Среди насекомых есть управляемые суперорганизмы (пчелы, муравьи, термиты). «Стадность» требует альтруизма, согласованных действий, развитую способность перемещаться и управлять перемещением стаи. Не случайно развитие интеллекта стайных животных опережало такой же процесс у животных одиночек. Волки (собаки) стайные животные, а кошки – одиночки. Интеллект собак явно выше. Дельфины являются стайными водными животными. Интеллект всех птиц выше, чем у рептилий (крокодилы, змеи, черепахи). Известно, что интеллект стайных птиц (вороны, попугаи гуси) достаточно высокий. Стайные лошади и слоны обладают высоким интеллектом. Человек самый подвижный и экспансивный вид среди стайных приматов. (Управление, упорядоченность поведения выходит за пределы организмов в надсистему, в стаю).

В первобытной общине вождь совмещал в одном лице все функции управления. По мере увеличения численности социума отдельные функции “делегировались” помощникам вождя. Наблюдалась тенденция расслоения социума на подсистемы, специализирующиеся на выполнении узких задач. Иерархия разрешала противоречия между малым количеством управляющих и большим количеством исполнителей. Структура человеческого социума медленно «прорастала» управлением. Семья, община, артель, фирма, корпорация, государство не существуют без управления.

Стохастическая самоорганизация сохранилась в колониях микроорганизмов, в популяциях, биоценозах, межэтнических и межгосударственных отношениях, а также в биосфере. Однако, по мнению некоторых учёных, сама биогеосфера является самоорганизующимся гомеостатом, поддерживающим оптимальные условия существования для живого вещества. Кроме того, человеческая популяция начинает претендовать на роль организатора биосферы, но пока как ребёнок за рулём автомобиля.

Для полноты картины сравним эволюцию живых организмов с развитием техносферы . Сотни миллионов лет организмы совершенствовали свою биомеханику. Развивался скелет, конечности (плавники, ноги, крылья, руки). Подспудно развивалась нервная система, мозг, управляющий конечностями. Только в последние несколько миллионов лет природа совершила рывок к разуму. Человек научился управлять социальной системой и окружающей природой.

Техносфера повторяет те же закономерности, т.к. фактически создавалась для продолжения и усиления человеческих функций. Мозг творит по законам природы потому, что сам был сотворён по тем же законам. Тысячи лет до 19 века люди создавали орудия, усиливающие функции тела (руки, ноги, двигатели). И только недавно человек стал создавать приспособления, усиливающие интеллектуальную деятельность. В биогеосфере развивается рукотворная подсистема, способная конкурировать с любым интеллектом.

Инварианты эволюции мозга (филогенез) можно увидеть, изучая его онтогенез. Известно, что онтогенез в ускоренном варианте повторяет филогенез вида. У человеческого младенца миллиарды нейронов в мозге имеют некоторое генетически заданное количество межклеточных связей. Случайные события запоминаются в структурах мозга в виде новых устойчивых связей между нейронами (обучение). В зрелом возрасте нейроны «обрастают» тысячами устойчивых связей, возникают стойкие шаблоны поведения, развивается интеллект. При старении нейроны начинают отмирать, разнообразие структур сокращается, но оставшиеся структуры дублируют их функции. Теряется гибкость, процветает консерватизм, человек живёт прошлым.

Итак, мы наблюдаем следующую инвариантную последовательность развития сложных систем. Юношеская активность сопровождается увеличением числа элементов и функций. Возникает и исчезает множество случайных связей (поисковый стохастизм). В среднем возрасте сокращается часть «лишних» структур, остаются необходимые, упорядоченные взаимодействия. Преобладает рационализм, расчётливость, взвешенные решения. Старение отмечается приверженностью к прошлому опыту. Новый опыт уже не фиксируется в структурной памяти мозга. Развитие прекращается, необходим новый цикл онтогенеза. Описанный цикл развития мозга (центр человеческой системы управления) адекватен циклу развития общества (рис.1). По всем этим признакам человечество вступает в зрелую фазу своего развития (социализм).

Итак, наблюдаемые закономерности эволюция общества (рис.1) неслучайны, ибо инвариантны развитию сложных систем. Эволюция управления в природных организациях вначале охватывает элементы, потом подсистемы, и распространяется на систему целиком. Продолжая этот тренд, можно предположить, что и межгосударственные отношения в обществе неизбежно станут управляемыми. Этот процесс начался давно. Приведём примеры.

Вся история человечества может рассматриваться как борьба за власть, за влияние, за возможность управлять. Войны всегда усиливали концентрацию власти. Попытки выступления против власти жестоко подавлялись. Вечное стремление к экспансии и империализму есть следствие закона возрастания интеграции. Бунтующий народ также хотел власти, чтобы управлять распределением ресурсов. Но поскольку обеспечить высокий уровень жизни всем было невозможно, то результаты «революций» доставались вождям и их свитам. Многие вожди создавали империи и не ведали, что их творение неизбежно будет разрушено. Процесс интеграции и дезинтеграции повторялся с поразительной устойчивостью. В обществе этот процесс проявляется как возникновение империй, интеграция культур, возникновение современных коалиций (СССР, ЕЭС, США, НАТО, ООН, азиатские союзы).

Но если все законы развития инварианты, то почему в биосфере не произошло объединения всех популяций в единый управляемый вид? Аналогично можно спросить, а почему обезьяны не достигли уровня мышления человека, если все законы инварианты? Или почему постчеловеческие ноосы будут разумнее человека? Ответ вытекает из законов эволюции.

Каждый следующий шаг эволюции, хотя и повторяет инвариантные законы развития, но делает это другими средствами. Первобытный метод проб и ошибок у людей превратился в мысленные пробы и экспертные оценки. Для управления системой, имеющей планетарные размеры, нужны сверхдлинные связи и коммуникации. Техносфера дала современному человеку такие возможности. Римская империя развалилась из - за невозможности управлять гигантскими территориями. Но современные ТНК существуют на пространствах, не уступающих Римской империи, благодаря созданным коммуникациям.

Схема рис.1 выявляет эволюцию другого важного элемента человеческой культуры, эволюцию собственности, которая является камнем преткновения в урегулировании отношений между индивидами, между коллективами и человечества с биосферой.

Инстинкт собственника наследуется человечеством от животных предков. Даже маленький ребёнок желает иметь собственную игрушку. Человек давно пользуется биосферой, как своей собственностью. Существует собственность на землю, на недра, на водоёмы и пр. Определим собственность, как объект (процесс), которым можно распоряжаться по своему усмотрению. Однако абсолютной собственности в обществе не существует. Например, имея собственный автомобиль, человек вынужден страховать его, вопреки своим желаниям. Продав дом, необходимо заплатить налог. Собственным оружием можно пользоваться только по разрешению государственных органов. Есть запрет на добровольную смерть, хотя организм, очевидно, является собственностью личности.

Кроме собственности на своё тело и поступки у более развитых организмов появляется собственность в окружающей среде: своё гнездо, своя нора, своя самка, своя охраняемая территория, свои орудия труда, свой завод, корабль, фирма, государство. Хищничество – это овладение чужой собственностью.

Стая также имеет коллективную собственную территорию, защищает её от вторжения конкурентов. Шушарин А.С. обратил внимание, что коллективной собственностью можно считать и взаимоотношения членов общества . В человеческой стае совокупность взаимоотношений принято означать понятием «культура». Логически приходим к заключению, что культура является коллективной собственностью конкретного социума. Собственность всегда эгоистична, поэтому Шушарин А.С. вводит понятие «эгокультурность».

Эгокультурность порождает войны, экономические экспансии, антиглобализм, глобализацию и пр. Биологическим аналогом эгокультурности является защита собственного генофонда. Чувство ревности у людей и у животных вызывается необходимостью охранять собственную генетическую индивидуальность. Прайд львов примет чужую самку, но убьет каждого пришлого самца. Поскольку в стае животных генофонд обобществляется, то его можно считать коллективной собственностью.

Насекомые (пчёлы, муравьи) создают и охраняют коллективную собственность (улей, муравейник). Стая обезьян коллективно защищает свою территорию. Когда обезьян научили зарабатывать жетоны, которые можно было обменять на пищу, то стая разделилась на тружеников (добывающих жетоны), насильников (отнимающих жетоны) и попрошаек . Все эти отношения можно увидеть и у людей. Итак, личная и коллективная собственность в зачатке существовала даже у приматов, следовательно, и у первобытных людей.

Собственные органы (руки, ноги, глаза и пр.) люди стали дополнять искусственными, техногенными устройствами (лопата, бульдозер, экскаватор и пр.). Поэтому появилась личная собственность на инструменты. Позже появились инструменты коллективного пользования (конвейер, танк, корабль, фабрика и др.), а вместе с ними и коллективная собственность на средства производства.

Использование особей другого вида в качестве инструментов (лошадь, бык, корова и др.) можно увидеть и в биосфере. Например, муравьи пасут тлей и слизывают сладкие выделения. Птичка наводит медведя на улей с мёдом и питается остатками разоренного улья. Муравьи используют специализированный труд своих сородичей. Муравьиная царица сама корм не добывает, а только воспроизводит потомство, и её за это кормят. Использование человека в качестве живого орудия (рабы и крепостные) не осталось в прошлом. Доныне процветает цивилизованная форма использования человеческого труда в интересах всего общества посредством техносферы .

Человечество разделилось на тех, кто создаёт техносферу и тех, кто её обслуживает. Рабочий используется как придаток станка (существуют и автоматизированные станки). Водителя нанимают (используют) для управления автомобилем. Люди без техники не могут обеспечить пропитание семьи. Владелец станка может позволить желающим поработать, взяв за аренду часть прибавочного продукта. Конечно, работник свободен в выборе работодателя, но мышь также может не полезть за сыром в мышеловку. В данном случае имеет место рефлексивное принуждение к труду. Наблюдается эволюция принуждения. Раба и крепостного крестьянина принуждали силой. Пролетария привлекают, манипулируя его потребностями. Интеллигента воспитывают так, чтобы он сам себя принуждал делать то, что нужно обществу.

Творцы одной техники, использует для этого другую технику. Общество и техносфера слились в цельную техно – социальную систему. Находясь в системе, трудно быть свободным от системных требований, поэтому собственником становится система (коллектив, коллективная собственность). Рабочий не является собственником станка, но является собственником своих действий. Но если рабочий конвейера будет выполнять действия, которые противоречат интересам коллектива, то этими действиями станет управлять коллектив (влиять, запрещать, наказывать). Таким образом, коллектив станет собственником и этих функций.

Так как эволюция социума сопровождается снижением стохастизма вертикальных и горизонтальных связей, то индивид все более теряет свободу выбора поступков. Рыночные, стохастические связи (собственность) находятся в ведении индивида (либерализм). Он сам их формирует и управляет ими. Но детерминированные, запланированные связи по своей воле изменять нельзя.. Свобода действий (собственность) ограничивается административными, силовыми, юридическими, нравственными, этическими, рефлексивными и другими способами. В итоге наблюдается тенденция к обобществлению собственности. Это происходит и при капитализме и при социализме.

Социализм в СССР пытался коллективизировать все виды собственности сразу, скачком, на основе идеологии альтруизма, интернационализма . Вопреки идеям либерализма капитализм также идёт по этому пути. Предприятия принадлежат акционерам (много собственников). Деньги для бизнеса кредитуются в банках, т.е. деньги принадлежат и банку и вкладчикам (коллективная собственность). Однако коллективная собственность не препятствует держателю главного пакета акций принимать угодные ему решения и управлять фирмой. Итак, мы видим, что управляемость обществом усиливается как при социализме, так и современном капитализме, а частная собственность обобществляется.

Схема рис.1 не отражает темпа смены формаций Ф-К-С, т.к. этот известный факт давно отражён во многих исследованиях. Наблюдается ускорение развития не только в политической сфере, но и в экономической, технической, научной .

Несмотря на то, что общество движется к управляемому развитию, это не исключает ошибочных действий (корыстных или по незнанию). Чтобы выживать и развиваться, необходимо умело лавировать между рифами законов природы. Аналогично для грамотного письма нужно знать все правила грамматики. Рассмотрим правила, которым должно следовать человечество, пытаясь возвыситься над породившим его биосферным базисом. Эти правила могут расходиться с личными интересами вождей, управляющей системы, властных структур. Однако прозрачность власти и знание народом этих законов может позволить контролировать и корректировать управленческие решения.

Прежде всего, необходимо ясно видеть цель. Смеем утверждать, что главной целью живого , биосферного и человеческого существования является производство разума в любом виде . В некотором смысле «разумное» означает «управляемое.

Выше показано, что самым устойчивым трендом эволюции живых систем является цефализация (развитие мозга), развитие систем управления, преодоление стохастизма. Каждый новый вид живых организмов был немного «разумнее» предшественников. Человек оказался в авангарде этого процесса и обречён на его продолжение.

Итак, цель (смысл) существования человечества есть создание ещё одной, более высокой ступеньки разума. Гибель человечества не предусмотрена этой целью. Только разум возвышает человека над стохастизмом предшествующих эпох.

Однако, двигаясь к генеральной цели, общество, как минимум, не должно погибнуть. Выживание, самосохранение - это другая генеральная цель всех живых существ и сообществ. Эта цель генетически заложена в каждом человеке.

Итак, прогрессивными можно считать только те процессы, которые способствуют восхождению к высшему разуму и не приведут к преждевременному самоуничтожению человечества. Представления социологов, что целью истории является воспроизводство человека в функциях образования, здравоохранения, искусства, науки, техники и пр. не противоречат главной цели и являются частными случаями. Цель «неуклонного удовлетворения постоянно возрастающих потребностей», которую проповедует экономическая теория, не способствует прогрессу.

Утверждая, что человечество развивается согласно алгоритмам природы, мы неизбежно приходим к мысли, что, следуя тем же законам, и общество придёт к стагнации. А в природе стагнация сопровождается депопуляцией «зарвавшегося» вида, сокращением потребления до уровня дозволенного законами биосферы. Депопуляция обычно идёт через вымирание (войны, голод), потерю репродуктивности. Это мрачная перспектива как то не согласуется с развивающейся духовностью человека и восхождением к высшему разуму. Попробуем найти альтернативы.

Синергетика, изучая механизмы самоорганизации сложных систем, широко использует представления о бифуркациях . Согласно этим представлениям в преддверии кризиса (катастрофы) система теряет память, поэтому механизмы управления деградируют, теряется устойчивость и дальнейшие события становятся непредсказуемыми. В точке бифуркации система резко изменяется (распад или перестройка). Малейшая флуктуация может определить дальнейший непредсказуемый путь развития. Следует обратить внимание, что эти выводы сделаны на основе простых «механистических» моделей и не могут быть распространены на объекты любой сложности. Кроме того, если процесс протекает не стохастически, а есть управляющая воля, то используя состояние неустойчивости, незначительным волевым усилием можно направить развитие в желаемое русло.

Сверхсложные (живые, социальные) системы отличаются огромной системной памятью, которая не может быть мгновенно потеряна в зоне бифуркации. Колоссальная инерция сверхсложных объектов делает процесс трансформации плавным. Например, Земля постепенно формировалась из протопланетного облака. Опыт биосферы накоплен на пути стохастического развития, но биосфера 4 млрд. лет развивала процесс цефализации (управления) и избежала отклонений от этого пути. Только иногда космические катастрофы приостанавливали этот процесс. Динозавры вопреки стойкому мифу о катастрофе «вымирали» не менее 4 млн. лет, постепенно замещаясь млекопитающими. Тренды рис.1 показывают, что никаких бифуркаций в структурах социума не происходило, инварианты развития обнаруживаются даже в техносфере. Идёт нормальная эволюция на фоне естественных флуктуаций. Поэтому выбор дальнейшего пути развития не будет случайным, он детерминируется накопленной в системе памятью. Для этого нужны знания, умение и управляемое развитие.

Следующее правило заключается в том, что общество должно идти к ясной цели «мелкими шагами» с остановками . Шаг вперед есть инновация. Остановки нужны для осмысления, для отступления (если нужно), корректировок и «подтягивания» отставших. Лучше вовремя остановиться, чем успешно восстанавливать хозяйство после возникшей катастрофы. Россия, похоже, не верит в теорию катастроф, действуя на «авось». Но пример надо брать с организмов.

В организмах гармонизация достигла совершенства. Размер и рост всех органов хорошо согласован во времени и пространстве. Чего не скажешь о человечестве. Отдельные регионы в своём развитии вырываются далеко вперёд, развивается патологическое неравенство в потреблении, возникает социальная напряжённость. Ускоренное разрастание отдельных подсистем уподобляется раковой опухоли на теле биосферы. Темпы развития человечества так велики, что биосфера не успевает к ним адаптироваться. Поэтому для избегания катастрофы каждый экспансивный шаг человечества должен согласовываться с возможностями биосферы.

Если биосфера самостоятельно не способна адаптироваться к поведению общества, то люди должны оказывать ей помощь (сельское хозяйство, восстановление нарушенных экосистем, квоты на потребление ресурсов и пр.). Такая стратегия невозможна в условиях стохастического развития, но возможна при разумном управлении.

Эволюция идёт как строительство дома. Возведение нового этажа не требует разрушения предшествующего. Более того, прежние уровни обеспечивают существование «надстроек». Человек получает питание с нижних этажей биосферы, которые уже не развиваются. Многие подсистемы биосферы перестали развиваться (может быть, сильно замедляют своё развитие). Например, мхи, грибы, растения. Природа включает «зелёный свет» для развития наиболее перспективной подсистеме. Но при этом проявляет заботу и о фундаменте. Например, млекопитающие сосуществуют с древними рептилиями. Осталось много древних насекомых, рыб, моллюсков. Животные и птицы адаптируются к городской жизни (кошки, вороны, крысы и др.). В гонке к разуму человек оказался в числе фаворитов. Но восхождение на Эверест без «шерпов» невозможно. Поэтому приходится проявлять заботу о тыловой поддержке. Человек обязан сосуществовать со всеми подсистемами биосферы и в этом залог успеха.

Рассматривая подсистемы биосферы, можно заметить широкий разброс в способах их организации, от очень гармоничного управления в организмах, до почти стохастического взаимодействия в биоценозах. В организмах подсистемы не конкурируют, взаимосодействуют, дополняют и компенсируют утерянные функции. Например, в период глубокого голодания мозг и сердце не истощаются, хотя даже кости занимаются самопоеданием. Центр управления является важнейшим органом, поэтому мозг сохраняется максимально долго. В биоценозах наблюдается депопуляция, вымирание и прочие прелести «свободного рынка». Вывод однозначен. Человечество должно стать центром управления суперсистемы общество – биосфера . В таком случае коэволюция будет гарантией долгой жизни и биосферы и людей. Есть ли у человека шансы стать управляющим разумом? Попробуем дать ответ, используя уже апробированную методику.

Препятствием на пути управляемой коэволюции является дуализм человеческой психики, животные инстинкты работают против разума. Важнейшие из них - стремление добывать и накапливать ресурсы, владеть собственностью. Человек продолжает поступать как животное, следуя генетическим программам, поэтому без знания зоопсихологии, без выработки путей её коррекции (воспитания) генетическую алчность не преодолеть . Без её обуздания «хомо» не станет истинным «сапиенсом».

В биосфере ни одно живое существо не имело возможности неограниченного роста и потребления в связи с потенциальной ограниченностью ресурсов. Поэтому рациональная природа не поставила «тормозов» на желание потреблять . Зачем тормозить, если нет возможности разогнаться? Мотивы избыточного потребления побеждали и не приносили вреда, пока эта стратегия не приблизила нас к экологической катастрофе. В ХХ веке человечество создало техногенные ускорители производства и потребления, и Запад совершил невероятный рывок к «благосостоянию», однако о тормозах никто не позаботился. Что происходит с автомобилем без тормозов, известно всем.

Итак, возникает задача создания средствами разума искусственных тормозов на потребление. Эта задача противоречит целям экономики капитализма с её установками на получение максимальной прибыли и предусматривает ограничение роста населения. Проблема в том, что человек, как правило, не боится отдаленных угроз и изменяет своё поведение когда «грянет гром». Предотвращение экологического кризиса, не дожидаясь грома, есть признак разумности, признак ноосферы. Это осознание должно проникнуть во властные структуры, а затем воплотиться в спасительные решения. Создание ноосферного правительства является главной трудностью, т.к. на пути его возникновения поставлено много политических и психологических барьеров. К сожалению ни одно социологическое исследование (и наше в том числе) не разрабатывает технологии становления ноосферного правительства Но программ для этого правительства создано достаточно.

Все сценарии развития предполагают, что власть знает что делать, и остаётся только вести народ в «землю обетованную». Но как сформировать ноосферное мышление у влиятельных руководителей. Каков должен быть механизм отбора лидеров на ключевые позиции и кто может его создать? Западный капитализм с его демократией на это пока не способен, ибо к власти имеют доступ только богатые люди, или их ставленники. Богатство создаётся, как правило, у эгоистических личностей, перевоспитать их невозможно.

Революционные захваты власти осуществляют люди определённого психотипа, пассионарные, готовые сокрушать, но не всегда способные созидать. «Яйцеголовые» мыслители могут создавать проекты, но часто неспособны властвовать, заниматься руководством страны. Очевидно, необходим проект создания коалиционного правительства, включающего представителей разных психотипов (соционика) . К сожалению, эти модели далеки от разработки. Но без них будущее человечества выглядит очень тревожным.

Проведенное системное исследование позволило из флюктуаций выявить базовые характеристики «идеального» социалистического общества.

1. Цель (смысл) существования человечества есть создание более высокой ступеньки разума. Человечество должно стать центром управления суперсистемы общество – биосфера.

3. Следует оптимизировать соотношение между централизованным управлением и стохастизмом во всех сферах экономики и политики. Особенно в сфере международных отношений.

4. Способствовать интеграции общества, коллективизации собственности, борьбе с эгокультурностью.

5. Двигаться к своей цели следует «мелкими шагами» с остановками. При этом каждый шаг должен согласовываться с возможностями биосферы. Требуется создание средствами разума искусственных тормозов на потребление.

6. Гармонизация всех социальных отношений, превращение системной несвободы личности в осознанную необходимость.

Необходимо выяснить, какое из существующих мироустройств в большей степени способствует торжеству ноосферы, а, следовательно, достижению стратегической цели существования человечества. Будем сравнивать возможности западного капитализма и социализма советского образца по каждому пункту требований.

1. Цель (смысл) существования человечества есть создание более высокой ступеньки разума и Запад доказал высокую эффективность своей науки в создании интеллектуальных систем (Япония не уступает). Общество с интеллектуальной техносферой превращается в киборгов.

Отсталость СССР в развитии этого направления не является атрибутом социализма. Скорее это результат догматизма партийного аппарата . Управляемое общество может одинаково успешно двигаться как в сторону прогресса, так и в сторону регресса. Всё зависит от мировоззрения управляющей элиты. Когда нужно было создать атомную бомбу, решения были приняты без дискуссий. Чтобы социализм был эффективней капитализма, требуется повысить интеллект руководителей, при этом не препятствовать стохастизму научного поиска, сохраняя в производственной сфере централизованное, плановое управление.

Современные информационные технологии могут устранить недостатки централизованных систем управления. В первую очередь уменьшить постоянную времени обратных связей, повысить оперативность принимаемых решений. Социализм должен заимствовать опыт капитализма, например, опыт управления ТНК, которые по масштабам и бюджету соизмеримы с отдельными государствами.

2. Все принимаемые решения в правительстве должны подвергаться независимой экспертизе на предмет прогрессивности. При наличии централизованных решений такой контроль осуществлять проще, чем при свободной инициативе частных предпринимателей. В этом отношении централизованное управление имеет преимущество. Уследить за многочисленными свободными бизнесменами практически невозможно.

3. Оптимизация соотношения между централизованным управлением и стохастизмом является эмпирической задачей. При советском социализме приоритет отдавался управленческому централизму. Система обработки информации не успевала оперативно анализировать результаты и принимать ситуационные решения. Из этого сделан вывод о низкой эффективности централизованного управления. В противовес централизованному управлению, приводился пример Запада, где частная инициатива, якобы разрешает все проблемы (но откуда берутся кризисы). Рассмотрим, какая часть западного общества реально приобщена к либерализму .

Около 15% населения стран Запада заняты в государственном бюрократическом аппарате. Государство пронизано управлением сверху до низу. Государство вводит определённые правила игры, например, антимонопольное законодательство, регулирует ввоз и вывоз товаров посредством таможенной политики. Делаются попытки влиять на эти отношения через ВТО, союзы, альянсы. Кризисы современной рыночной экономики исправляются волей конкретных государственных чиновников.

В общественных и коммерческих организациях занята большая часть населения. Но и частные предприятия построены по принципу жесткого административного подчинения. Любой человек в организации не свободен. Ему предписано делать то, что нужно для организации. Каждой подсистеме управленческая иерархия устанавливает конкретные цели. Например, рабочий конвейера исполняет одну элементарную операцию (завинтил - отвинтил), но в итоге получается автомобиль. Свободу решений и поступков имеет только управляющая верхушка (несколько процентов населения).

В отношениях между коммерческими фирмами, между корпорациями, между государствами пока ещё сохраняются конкурентные взаимодействия. Но в этих отношениях задействовано только высшее руководство организации. Для всех остальных исполнителей либерализм отсутствует, они подчинены властной иерархии. Таким образом, рыночный либерализм доступен лишь небольшому проценту населения западных государств. При социализме есть возможность создать поисковые организации, где также будет задействована малая часть населения (НИИ, КБ, академия наук, творческие коллективы на предприятиях).

Несмотря на идею либерализма и на Западе стараются избежать стохастизма в рыночных отношениях. Ратуя за свободные рыночные отношения, фирмы изобретают способы преодоления неопределённости рынка. Для предсказуемости рыночных отношений (читай управляемости) широко используется маркетинг, долгосрочное планирование (особенно в Японии). Широко используется опыт советской плановой экономической системы. Таким образом, и либеральный рынок стремится уменьшить стохастизм отношений. Парадоксом рынка является желание каждого стать монополистом, но при этом сохранить свободу конкуренции.

Скорее всего, оптимальным будет государственное устройство, сохраняющее элементы поискового стохастизма на фоне централизованного государственного управления. Не исключено, что китайский социализм может стать прототипом.

4. Интеграция общества, коллективизация собственности, борьба с эгокультурностью в СССР осуществлялась по плану. Широко пропагандировалась национальная культура народов СССР, в отличие от фашизма приветствовался интернационализм, дружба народов. Жёстко пресекались межэтнические конфликты. Межэтнические конфликты вспыхнули только после распада Советского Союза. Поэтому карабахский конфликт на основе консенсуса можно разрешить только на основе союза Армении и Азербайджана.

Западный колониализм перекачивал ресурсы в метрополию. Российский, а позже и советский «империализм» перекачивал ресурсы в обратном направлении, развивая культуру, науку, экономику союзных народов. Существовал единый язык межнационального общения.

Глобализация вызывает негодование у многих людей по причине навязывания всем американской эгокультурности. Людей может объединить только интеграция культур.

Наибольшие отличия двух систем кроются, скорее, в идеологии, чем в структуре. Социализм основывается на альтруизме, коллективизме, а Запад на эгоизме, индивидуализме (в японском капитализме коллективизма больше, чем на Западе).

Эгоизм Запада не нужно воспитывать, с ним рождаются. Социализм нуждается в механизмах воспитания альтруизма. Элементы альтруизма и эгоизма в сложных сочетаниях можно увидеть во всех человеческих сообществах. Без альтруизма, без определённой координации действий всех его членов социум существовать не может.

Альтруизм есть системный эгоизм. Альтруисту выгодно то, что выгодно всему социуму. Процветание социума гарантирует выживание его членов. Поэтому в стаи собираются слабые организмы, не способные существовать самостоятельно. А к социализму тяготеют слабые этносы и государства. Очевидно, Дарвин переоценил роль борьбы за существование, а Маркс ошибся с прогнозами социалистических революций. Они произошли не в развитых капиталистических странах, а в аграрных.

Альтруизм играет существенную роль в эволюции, он есть механизм интеграции организованностей. Эгоизм является полезным механизмом дезинтеграции, выбраковывающим слабые элементы социальных систем.

Путь к интеграции, прекращение конкурентной борьбы между экономическими и политическими субъектами, интернационализация культур, толерантость может осуществиться только с развитием альтруистических тенденций.

5. Без создания средствами разума искусственных тормозов на потребление человечество не сможет избежать экологической катастрофы. Положительной стороной капитализма считается, что в погоне за прибылью инициативная мысль демонстрирует чудеса ускорения производства и производительности труда. При этом забывают, что рост ВНП сопровождается ускоренным поглощением национальных (интернациональных) ресурсов. Стохастический рынок ускоряет научно технический прогресс так же, как группа едоков поглощает последний оставшийся пирог. Каждый стремится это сделать быстрее соседа с помощью технических средств. Работает механизм положительной обратной связи, раскручивающий наращивание материальных благ, которые очень неравномерно распределяются в обществе.

Идеология социализма, основанная на равном, но ограниченном, «достаточном», не ускоряющемся потреблении, создаёт меньше дисфункций для биосферы. Для ноосферы важнее принцип «тише едешь дольше будешь» (существовать). Социализм советского образца не демонстрировал взрывного роста, отставал по росту потребления от западного капитализма, что вызывало желание «догнать и перегнать». Это желание и погубило ростки нового, более гармоничного образа жизни. Стремление к изобилию разрушило СССР, аналогично оно может разрушить и человеческое общество в целом. Для стратегически мыслящих людей альтернатива гармонии с биосферой должны быть более предпочтительна, чем дисгармония с западным капитализмом. Однако приобретённый опыт («болезни роста») является бесценным для гармонизации отношений между человечеством и биосферой и будет ещё востребован историей. Если не научиться преодолевать генетическую алчность человека, то хомо сапиенс как раковая опухоль на теле биогеосферы исчезнет, или редуцируется до некоторого минимума.

6. Гармонизация всех социальных отношений при движении к главной цели необходима, ибо люди не могут долго терпеть лишения. Каждому человеку следует обеспечить достойное существование (без излишеств, которые могут подорвать устойчивость биосферы).

Буржуазная демократия (надежда на неограниченное потребление для всего народа) есть миф, также как христианский рай. Если народ станет потреблять блага в количествах доступных для капиталистов, то быстро «съест» биосферу, которая потеряет способность к воспроизводству. Неограниченно потреблять могут только некоторые представители рода человеческого. Их мало и это не угрожает биосфере, но порождает чувство несправедливости.

Понятие «справедливость» очень нечёткое. Справедливость – это когда между людьми не возникает желания перераспределять ресурсы. Справедливым может быть минимальное, но равное распределение продуктов, например, во время голода (карточная система). И несправедливым может считаться очень неравномерное распределение доходов при высоком среднем уровне потребления (западный капитализм).

В современном капитализме вместо равномерного распределения социальных благ предпочитают повышать зарплату рабочим, чтобы они могли покупать необходимые социальные услуги. Это обеспечивает адресность социальных благ, снимает социальную напряжённость и революционные настроения. Но социальные услуги становятся доступны не всем, возникает социальное неравенство, безработица, не равные права на образование и др. Угроза банкротства предприятия заставляет людей работать интенсивно, увеличивать производительность, но требует содержать армию безработных, увольнять людей в случае кризисов. В стрессе находятся и безработные, и работники, боящиеся потерять работу.

При социализме люди не боялись безработицы, т.к. государство не увольняло людей даже с убыточных предприятий. У людей была уверенность в будущем. Это снижало производительность труда, что в отсутствие конкуренции не представляло опасности для производства, не развивались стрессы, инсульты, инфаркты, не понижалась рождаемость. При низком уровне зарплат снижение цен на продукты обеспечивало удовлетворительный уровень жизни всем, сохраняя чувство справедливости. Но дефицит и очереди унижали человеческое достоинство. При этом созерцание витрин западного мира вызвало чувство зависти, ущербности и несправедливости. Этот факт усложняет построение социализма в отдельно взятой стране без «железного занавеса». Гармония социальных отношений в обществе невозможна без справедливого распределения общественного продукта. Технически это можно осуществить при любом социальном устройстве, если преодолеть эгоистические инстинкты.

В СССР государство изымало львиную долю общественного продукта, но при этом тратило его на социальные нужды (бесплатные квартиры, образование, лечение, санатории, отдых и пр.). При капитализме общественный продукт оседает у капиталиста и поступает в государство, которое расходует его на общественные нужды. Если капиталист будет львиную долю доходов тратить на социальные нужды своих работников, то это тоже будет социализм. Однако тогда надо отказаться от идеологии эгоизма, индивидуализма, максимизации прибыли, что капиталист сделать не может, не может изменить свой психотип .

Капитализм сумел выйти из кризиса, предсказанного Марксом, повысив благосостояние «пролетариата» выше взрывоопасной черты. Пролетариату стало что терять, поэтому революционная пассионарность прошла. В западной цивилизации почти никто не желает отказываться от капитализма т.к. он обеспечивает достаточно высокий уровень потребления работников и оставляет надежду на чудесное обогащение.

Государство может изымать сверхдоходы капиталистов в виде налогов и использовать на социальные нужды. В Шведском «социализме» государство забирает у богатых капиталистов в форме прогрессивного налога до 80% прибыли, чтобы тратить на социальные нужды. Китай пытается сочетать централизованное государственное управление с крупным и мелким частным бизнесом. Такая попытка в виде НЭПа делалась и в СССР. Итак, существует множество способов изъятия части доходов в пользу государства и использования их для социальных нужд. Но все эти способы не решают задач сохранения устойчивости, избегания экологической катастрофы.

При советском социализме уровень потребления ресурсов можно было легко регулировать, управляя величиной заработной платы, повышением цен на дефицитные и исчезающие ресурсы, вводя квоты на вылов рыбы и эксплуатацию лесов.

Капиталистическое государство также может вводить те или иные ограничения, но при наличии частной собственности на землю, природные ресурсы выполнить эти запреты бывает очень трудно.

Итак, приведенные базовые признаки общества будущего в большей степени присущи советскому социализму, чем современному капитализму.

Предполагая неизбежность новой, ноосферной формации, следует рассмотреть возможные сценарии перехода к общепланетарному обществу. Представим себе возможный сценарий развития западного общества и его последователей

Рыночное общество, увлечённое борьбой за ограниченные ресурсы, раскручивает темп изменчивости социально-экономической системы, превышающий возможности адаптивных реакций организации . Наступит кризис рыночной самоорганизации. Менеджмент исчерпает свои потенции. Наступит ступор, оцепенение, выжидание (может быть, само собой утрясётся). В условиях кризиса управление берет на себя государство. И сейчас многие фирмы в период кризисов, добровольно отказываются от роста, сокращают до минимума потребление, продают активы. Реальная жизнь заставляет отказаться от «идеальной модели» максимизации прибыли. Иногда бывает «не до жиру, быть бы живым». Тупики либерализма заставят человечество отказаться от стохастического, конкурентного пути. Альтернативой ему будет разумное, управляемое, коэволюционное, развитие. Управление может не только ускорять, но и при необходимости замедлять развитие, координируя его с адаптивностью биосферных процессов.

В результате кризиса усилится роль стратегического планирования, потребуется переквалификация менеджеров. Экономико-математические методы, имитационное моделирование будущего должны занять более достойное место в системах управления. Таким образом, маятник развития качнётся к модели социализма.

Литература.

1. Попов В.П. Инварианты нелинейного мира. – Пятигорск. Издательство технологический университет. 2005. (Holism.narod. ru).

2. Попов В.П., Организация. Тектология ХХ1. – Пятигорск: Издательство технологический университет. 2006. (Holism.narod. ru).

3. Капица С.П. Рост населения Земли и его математическая модель. // Наука и жизнь. 1998. №3.

4. Шушарин А.С. Полилогия современного мира: Альманах "Восток" № 4(16), 2004.

5. Пучкин Д.Э. Что такое мондиализм? // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.15234, 15.04.2009.

6. Назаретян А. П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории» 2-е изд. М.: Мир, 2004.

7. Васильев. Л.С История Востока. Немарксистский социализм. т. 2. М.: Высшая школа. 1994.

8. Дольник В.Р. Вышли мы все из природы. - М.: Linka Press. 1996.

9. Зиновьев В.В. На пути к сверхобществу. Мюнхен. 1991.

10. Фетисов А.А. Теория систем. Хомосапиенсология. № 1 (7). 2005.

11. Тейяр де Шарден. Феномен человека. - М.: Наука, 1987.

12. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. Режимы с обострением, самоорганизация. Темпомиры. – СПб.: Алетейя. 2002.

13. Попов В.П., Крайнюченко И.В. Психосфера: Пятигорск. ИНЭУ. 2008.

14. Панов. А. Д. Сингулярная точка истории. // Общественные науки и современность, N1. 2005.

15. Соционная природа человечества и асоционность общества. // Соционика, ментология и псмихология личности. №3. 1995.

В.П. Попов, Теория социализма // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.15291, 17.05.2009

Многие теоретики социализма и коммунизма полагали, что в будущем обществе вообще не будет надобности в управлении и в принуждении. Фурье, Оуэн и их последователи, а также Бланки и некоторые другие коммунисты считали, что в идеальном обществе не будет ни государства, ни права. Дезами писал, что при коммунизме отпадет надобность в принуждении, поскольку все отношения и действия людей будут основаны на внутреннем влечении (как у пчел, муравьев, бобров и др.). "Парламент" коммунистического общества, состоящий из представителей всех наук, искусств, отраслей промышленности, будет принимать законы, регулирующие экономическую жизнь, но приказы уступят место приглашениям. На тех же началах будет образован общечеловеческий конгресс после всемирной победы коммунизма.

Сторонники социализма и коммунизма (Сен-Симон и сен-симонисты, Фурье и его последователи, Леру и др.), осуждая разобщение народов по государствам и войны между ними, выдвигали идеи интернационализма, обосновывали идеал слияния всех общин и коммун во всеобщий союз всего человеческого рода, всех народов - в один народ, разобщенных государств - в единую всемирную республику.

Ряд социалистов ставил вопрос об уничтожении (или отмирании) государства не только в будущем, но и уже в настоящем.

В 40-е гг. XIX в. нередко высказывались идеи, ставящие государство в один ряд с эксплуатацией, отношения господства и подчинения - в один ряд с отношениями собственности. Такие идеи высказывал Прудон в своей нашумевшей книге "Что такое собственность?" (1840 г.), где он писал: "Хотя я большой приверженец порядка, тем не менее я в полном смысле слова анархист". В следующем году в одном из журналов социалистической ориентации была опубликована сочувственная статья о Сильвене Марешале, направленная против законов и правительства, за анархию как за господство морали и порядка. Вскоре анархизм развернулся в одно из влиятельных идейных течений рабочего класса.

Значительная часть социалистов и коммунистов стремилась осуществить свои проекты без помощи государства и равнодушно либо вообще отрицательно относилась к политическим реформам, революциям и политической борьбе. Оуэн и его единомышленники утверждали, что политические реформы не только бесполезны, но и вредны, поскольку для современных людей, испорченных невежеством, религией, нищетой, необходимо существующее государство, а при коммунизме надобность в государстве и принуждении вообще отпадет.

Серьезной альтернативой политическим реформам и политической борьбе становилось массовое движение профессиональных союзов. Ряд влиятельных вождей рабочего класса Англии (Моррисон, Смит, Бенбоу) доказывал, что растущее профсоюзное движение, борющееся за действительно общие и насущные интересы наемных рабочих, важнее всех политических реформ и свобод. Действенным средством борьбы с произволом капиталистов становилась забастовка (в перспективе всеобщая: "одна безработная неделя или безработный месяц"). Будущее общество мыслилось ими как ассоциация трудящихся, объединенных по профессиям и руководимых Советом тред-юнионов.

Под флагом антипарламентаризма в Лондоне прошел организованный оуэнистами конгресс кооператоров и тред-юнионистов (1833 г.). Доказывая бесполезность политических реформ, касающихся только части общественного здания, оуэнисты настойчиво пропагандировали планы организации производственных кооперативов рабочих для постепенного перехода к строю коммунистических общин. За организацию кооперативов, ассоциаций, фаланг выступали также сторонники Фурье. Сам Фурье полагал, что если бы удалось в 1823 г. приступить к организации фаланги, то в 1828 г. "цивилизацию" (т.е. капитализм) уже заменил бы "гармонический строй" (социализм). Фурьерист Консидеран в книге "Манифест демократии в XIX веке" (1847 г.) призывал прекратить политическую борьбу и вообще борьбу классов, сосредоточив общественные силы на организации ассоциации, фаланг для строительства социализма.

Наконец, некоторые критики капитализма и сторонники социализма стремились облечь свои идеи в форму христианства (Ламенне, Бюше) либо создать новые религию и церковь, призванные объединить людей во имя социализма (сен-симонисты).

§ 3. Заключение

К первой половине XIX в. восходят почти все идеи, составившие содержание основных направлений политико-правовой идеологии социализма и коммунизма последующих времен. Однако на основе этих идей тогда еще не сложились массовые движения и политические партии. К наиболее влиятельным теоретическим направлениям того времени принадлежало до нескольких десятков человек. Более того, многочисленность вариантов социалистических теорий в 20-40 гг. XIX в. породила порой ожесточенную их борьбу. Исходя из убеждения, что истина одна, а заблуждений много, каждый из теоретиков социализма искренне считал свою доктрину единственно научной, а все остальные - неправильными и утопическими. Это вело к разобщенности школ, кружков, отдельных мыслителей, к быстрому распаду сложившихся было союзов социалистов или коммунистов. Лишь Вейтлинг и Лаотьер эпизодически призывали социалистов к единству; значительно более распространенным было отвержение и опровержение всех вариантов социализма или коммунизма, кроме собственного. Дезами звал пролетариат к объединению, к единству, но был уверен, что для такого единства необходимо единство философской доктрины. Поэтому он резко критиковал Кабе, Ламенне, Сен-Симона и сен-симонистов, всех вообще социалистов и коммунистов, не признающих его доктрину единственно верной и научной.

Фанатичная приверженность к своей собственной доктрине (доктринерство) закономерно вела к догматизму. Сен-симонисты доказывали, что догматизм - естественное состояние человеческого разума. Догматическое руководство особенно необходимо в индустриальном обществе, где важно согласие между предпринимателями и рабочими, богатыми и бедными. Это ставит особенные задачи и проблемы перед моральной властью, призванной обеспечить научное руководство обществом, организацию масс, их объединение во имя труда и решения великих социальных целей. Все это достигается, полагали сен-симонисты, при помощи разработки и утверждения в общественном сознании системы догм, основанных на принципе авторитета.

Распространенность доктринерства в социалистической и коммунистической литературе того времени вызывала тревогу современников. В журнале "Братство" (1841 г.) высказывалось созвучное идеям бабувистов опасение, что в случае прихода к власти ученых-социалистов противопоставление социальной истины воле большинства "может легко привести к провозглашению диктатуры одной личности или нескольких людей, якобы обладающих истинной наукой". В журнале утверждалось, что социальная наука не догматична, она зависит от прогресса знаний, бесконечна в своем развитии и это развитие осуществляется не каким-либо одним, а рядом мыслителей. Истина реализуется в обществе тогда, когда будет признана всеми и получит выражение в общей воле, в которой проявляется народный суверенитет. "По Мере продвижения человечества вперед общая воля становится все более ясной, народный суверенитет все более разумным". Отсюда следовало, что обществу нельзя навязывать никаких доктрин и проектов, пока их научность не осознает хотя бы большинство.

Франция 20-40-х гг. была горнилом, где выковывались последующие направления политико-правовой идеологии социализма. В Париже возникали, получали популярность, смешивались с другими идеи социализма (коллективизма) и коммунизма с самой разной политической окраской: от мистически-религиозной до ультрареволюционной, от диктаторской до анархистской. В этом горниле порой причудливо сочетались идеи Фурье и Бабёфа, Марешаля и Морелли, Сен-Симона и апостола Павла. В Париж приезжал изучать идеи социализма и коммунизма буржуазный либерал Лоренц фон Штейн, в Париже Карл Маркс перешел от революционного демократизма к коммунизму, в Париже возникла и вскоре разрушилась его дружба с основоположником анархизма Прудоном, там же зародилась пожизненная неприязнь Маркса и основателя теории "русского социализма" Герцена.

Глава 19. ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В РОССИИ В ПЕРИОД

КРИЗИСА САМОДЕРЖАВНО-КРЕПОСТНИЧЕСКОГО СТРОЯ

§ 1. Введение

В первой половине XIX в. государственный и общественный порядок Российской империи находился на прежних основаниях. Дворянство, составляющее малую часть населения, оставалось господствующим, привилегированным классом. Освобожденные от обязательной службы государству помещики из служилого сословия превратились в праздный, чисто потребительский класс рабовладельцев. Из дворян формировались бурно растущие в то время канцелярии бюрократического аппарата империи. В стране царил чиновничий и помещичий произвол. Правительство предпринимало попытки проведения общественных реформ, но проблемы изменения государственного строя или совершенствования законодательства в России первой половины XIX в. практически отступали на второй план перед острейшим вопросом о крепостном праве.

"Целая половина населения империи, которого тогда считалось свыше 40 млн. душ обоего пола, - писал В.О.Ключевский в своем "Курсе русской истории", - целая половина этого населения зависела не от закона, а от личного произвола владельца... Крепостное русское село превращалось в негритянскую североамериканскую плантацию времен дяди Тома".

Государственная политика выражала интересы основной массы дворянства. Правительство порой осознавало опасность углубляющейся розни основных сословий, но сколько-нибудь существенные реформы провести было не способно. Как во всяком самодержавном государстве, политика России во многом зависела от личности монарха. Павел I отменил некоторые привилегии дворян и законодательно ограничил барщину тремя днями в неделю; но он же раздал в частное владение (дворянам) около 100 тыс. дворцовых и казенных крестьян. По поручению Александра I его приближенные разрабатывали проекты отмены крепостного права, порой самые парадоксальные. Слывущий либералом Мордвинов предлагал освободить крестьян без земли и за большой выкуп; реакционер Аракчеев - без выкупа, с наделением землей. Разработка различных проектов крестьянской реформы продолжалась при Николае I в тайниках правительственных канцелярий. Так длилось, пока, наконец, очередной самодержец (Александр II) не возгласил с высоты престола: "Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться времени, пока оно само собой начнет отменяться снизу".

Крепостное право резко затрудняло развитие страны в промышленном, культурном, военном отношениях. Полновластные в своих имениях помещики не имели стимулов к совершенствованию способов ведения сельского хозяйства. Отсутствие свободной рабочей силы не давало развиться ремеслам и промышленности. Усиливалась интеллектуальная, нравственная, культурная деградация господствующего сословия дворянства.

В тех странах, которые в свое время были частью Советского Союза, знают не понаслышке обо всех преимуществах и недостатках социализма. Однако в теории это совокупность различных течений и партий. Каких, будет кратко изложено ниже. Что такое социализм? На самом ли деле это движение за мир, как утверждают его последователи? Подтверждают ли это принципы социализма?

Вконтакте

Главные понятия

Что такое социализм? Данное обозначение впервые было применено в начале 30-х годов 19 века. В то время в это понятие включались различные течения левого толка, целью которых было реформирование общества так, чтобы в нем были созданы лучшие условия для совершенствования самого общества и его участников. Начало свое данная идея берет еще в 16 веке, когда были написаны первые мировые утопии.

В реальном мире написанные теории стали воплощаться в 19 веке как реакция пролетариев на увеличение социальных противоречий в результате доминирования в обществе отношений. Социалистические взгляды (власть – народу; от каждого по способности, каждому по труду) начали проявляться и в итоге выливаться в революции, что вполне понятно.

Это доктрина, которая ставит своей целью достижение социальной справедливости и равенства . В политике же это общественный курс, воплощающий доктринальные принципы, а его приверженцев называют социалистами.

Однако встречается такое понятие, как умеренные социалисты – так называют эсеров, влиятельную партию в России начала 20 века, которые придерживались социалистических взглядов и выступали за свержение самодержавия и создание демократической республики. Умеренные социалисты не смогли удержать власть и вскоре были подмяты большевиками.

Многие путают социализм с коммунизмом, но это не так. Социалисты - это последователи экономического и социально-политического положения в государстве, когда вопросы распределения производства и доходов решает все население. А коммунистические взгляды – это общественное устройство, при котором общественная собственность должна строиться за счет средств производства.

Внимание! Маркс считал социалистическую теорию переходным этапом между коммунизмом и капитализмом.

Политико-общественное устройство такого типа имеет несколько разновидностей:

1. Государственный – это течение, основанное на безусловном контроле экономики государством, включающее плановое хозяйство и командно-административную систему . Самое распространенное течение и форма строя, встречающаяся до сих пор.
2. Рыночный – неофициальный термин, которые обозначает наличие в государстве предприятий с коллективной формой собственности при царствующей в стране рыночной экономике. Последователи данного течения утверждают, что самоуправление на производстве принципиально отличается от обычного, характерного для .
3. Самоуправленческий – это внутреннее течение, которое отрицает необходимость сильного государства, а также и монополию его собственности. Основными чертами такого движения является участие всех граждан в процессе принятия решений в условиях децентрализованной системы управления. При этом государство сохраняется для внешней политики, а его внутренние функции выполняют органы самоуправления .
4. Коммунизм – общественное устройство, которое основано на полном равенстве в обществе и общественной собственности, которая создается средствами производства.
5. Социал-демократия – это идейное и политическое движение, которое существует в рамках общего строя, но которое трансформировалось из социализма в позиции установления капитализма легально, но при этом сохранившее принципы социализма – устранение несправедливости в обществе, установление свободы и равенства.
6. Националистический – более известный как , который перенял все черты социализма, кроме общественной собственности. У нацистов собственность – это не государственное имущество, но производство, работающее на достижение общих целей . Нацисты считали коммунистов своими главными политическими конкурентами и физически истребляли в 20–40 годы XX века в Германии.
7. Общинный социализм – это движение, которое возникло в России в XIX в. с подачи А. Герцена, который призывал обратить внимание на порядки общества крестьян. Герцен утверждал, что именно крестьяне станут началом подобного строя в империи, поскольку в то время крестьянство на самом деле имело некие зачатки такой политики.

Таким образом, виды социализма разнообразны и иногда серьезно отличаются друг от друга. Многие исследователи утверждают, что на территории СССР царил данный строй, но это не так. Чтобы в этом убедиться, следует изучить принципы социализма и идеологию страны, а затем сравнить их с теми, что бытовали в Союзе.

Теория строя пропагандирует и утверждает общество, в котором все люди равны. Несмотря на схожесть понятия с либерализмом, они коренным образом отличаются.

Равенство воспринимается как реальное и оберегаемое положение между людьми, когда каждый член общества имеет равные социальные экономические права, в отличие от , где равенство – это единые формальные исходные позиции. На основе этого отличается и другая идея – о приоритете коллективизма над индивидуализмом .

Для идеологии строя коллективное благо является высшим благом, ради которого можно принести любые жертвы, в том числе и индивидуальные интересы. Свобода здесь – это возможность подчиняться общественному мнению.

Идеология социализма идеализирует пролетариат, она считает его особым классом, миссия которого – свержение капитализма. Но при этом считается, что революция – это последнее насилие в истории государства, а после нее только краткая диктатура, ведущая людей к эпохе свободного самоуправления работающего класса.

Государство при этом должно модифицироваться в социальный институт, чтобы удерживать власть правления. При этом строй выступает за гуманизм и гармонично развитую личность, хотя это и противоречит главному его принципу – отсутствие индивидуальной свободы.

Такой политический строй базируется на четырех основных принципах, которые задают всю его идеологию. Их можно сформулировать следующим образом:

1. Отсутствие частной собственности – этот принцип был сформулирован и Энгельсом в их «Коммунистическом манифесте». Любая социалистическая доктрина использует это положение, оно характеризует весь строй без уточнения иных деталей.
2. Отсутствие семьи как привычной единицы общества – данный пункт есть в большинстве учений, однако это положение не настолько радикальное, насколько оно звучит. Данный принцип ставит за цель уменьшение роли семьи и связей между ее членами , чтобы часть этих функций отдать иным общественным институтам. В качестве примера можно привести кружки жен или кружки по интересам, в которых родители и дети участвуют и укрепляют связи со всеми людьми, а не только с членами семьи. Таким образом, семья превращается в бюрократическую составляющую государства.
3. Уничтожение религиозных движений – сегодня это утверждение стало частью всех современных учений и доктрин во многих государствах. Данный принцип работает для постепенного изгнания религии из жизни общества, а не такое радикальное решение, которое применяли большевики во главе с Троцким. Хорошим примером работы данного принципа будут скандинавские страны, где высокий уровень жизни и низкая религиозность, причем скандинавы считают, что первое условие соблюдается только при соблюдении второго.
4. Равенство – данное требование по сути является основой всего социалистического строя и всех его производных и сопутствующих движений. Под этим под равенством подразумевают как стремление уничтожить уже установленную иерархию общества, так и предоставление всем членам общества равных прав и возможностей, независимо от их бывшего положения в обществе. Из-за неравенства в государстве часто можно наблюдать интеллектуальную и духовную пропасть между слоями населения . И именно ее следует уничтожить, чтобы достичь равенства. Сегодня этот принцип лег в основу многих левых течений, например, он лежит в основе модели шведской политики.

Внимание ! Несмотря на активную позицию и отрицание индивидуальной собственности, Карл Маркс жил на средства Энгельса, который был владельцем нескольких производств.

Несмотря на то, что многие принципы данного строя были сформированы еще в 16 веке, сегодня существует огромное количество государств, в которых так или иначе прослеживается модель и принципы этого движения.

Современные государства

Несмотря на изначально понятую провальную идею (на примере того же СССР), сегодня черты этой теории существуют в некоторых государствах, в которых продолжает действовать идеология или некоторые ее характерные черты. Среди стран, которые ее придерживаются, находятся:

• Вьетнам;
• Китайская народная республика;
• Непал;
• Корейская народная республика;
• Куба.

Некоторые характерные черты наблюдаются в политике:

• Швеции;
• Норвегии;
• Индии;
• Португалии;
• Боливии;
• Венесуэлы.

Политические идеологии

Социализм и капитализм. Что такое равенство?

Вывод

Таким образом, эта теория несет в себе как негативные, так и позитивные черты и может вывести государство на новый уровень, но, к сожалению, многие положения и стремления такого движения утопичны и никогда не могут быть достигнуты. Примером этого может стать СССР, в котором были достигнуты невероятные высоты (преодоление неграмотности, лучшее образование), однако при этом политика и власть не смогли достичь равенства, свобод и прочих основополагающих целей движения.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

СОЦИАЛИЗМ С РАЗНЫХ ТОЧЕК ЗРЕНИЯ

§ 1. Факторы социального развития. Факторы, направляющие современную эволюцию обществ. В чем они отличаются от прежних? Факторы: экономические, психологические и политические.

§ 2. Разные стороны социализма. Необходимость изучения социализма в отношениях - политическом, экономическом, философском и как верования. Противоречие между этими разными сторонами социализма. Философс­кие определения социализма. Существо коллективное и индивидуальное.

§ 1. ФАКТОРЫ СОЦИАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ

Основой цивилизаций всегда служило небольшое число направляющих идей. Когда идеи эти, успев значительно поблекнуть, теряют всю свою силу, то цивилизации, опиравшиеся на них, должны измениться.

В настоящее время мы переживаем одну из фаз такого столь редкого в истории народов превращения. Немногим философам пришлось жить в такие важные моменты появления новой идеи и иметь возможность, как теперь, изучить последовательный ход ее формирования.

При современных условиях развитие обществ происходит под влиянием троякого рода факторов: политических, экономических и психологических. Эти факторы действовали во все времена, но их относительное между собой значение изменялось в зависимости от возраста народов.

Политические факторы - это законы и учреждения. Теоретики всех партий и особенно современные социалисты придают этим факторам большое значение. Все они убеждены, что счастье народа зависит от его учреждений, и что стоит только их изменить, как сразу изменится и судьба народа. Некоторые мыслители полагают, что, напротив, учреждения оказывают весьма слабое влияние, что судьбы народов зависят от их характера, т. е. от духовной природы той расы, к какой народ принадлежит. Этим объясняется, что нации, имея почти одинаковые учреждения и живя при одинаковых условиях, находятся на разных ступенях цивилизации.

Экономические факторы в настоящее время имеют громадное значение. В прежние времена, когда народы жили разъединенно, когда промышленность и техника не развивались целыми веками, факторы эти имели очень слабое влияние, но теперь, при быстром ходе усовершенствований, они приобрели перевес. Научные и технические открытия совершенно изменили все условия нашего существования. Вновь открытая простая химическая реакция разоряет одну страну и обогащает другую. Возникшая в глубине Азии культура какого-либо злака заставляет отказаться от хлебопашества целые провинции Европы. Усовершенствование разного рода машин изменяет условия жизни значительной части цивилизованных народов.

Психологические факторы - раса, верования, воззрения имеют также большое значение. Влияние их в старину имело даже перевес, но в настоящее время он на стороне экономических условий.

Вот эти-то изменения относительного влияния возбудителей (фа­к­торов) социального развития и составляют главное различие между условиями жизни современного и прежнего общества. Подчинявшиеся прежде преимущественно своим верованиям общества в настоящее время все более и более повинуются экономическим требованиям.

Однако и психологические факторы далеко не потеряли своего значения. Насколько человек способен освобождаться от гнета экономических условий, зависит от склада его ума, т. е. от свойств его расы. Вот почему некоторые народы подчиняют своим требованиям экономические условия, тогда как другие все более и более порабощаются ими и пытаются сопротивляться им только покровительственными законами, бессильными, впрочем, защищать их от экономического гнета.

Таковы главные двигатели социального развития. Незнание или непризнание их недостаточны для того, чтобы помешать их действию. Законы природы действуют со слепой правильностью механизма, и тот, кто сталкивается с ними, всегда терпит поражение.

§ 2. РАЗНЫЕ СТОРОНЫ СОЦИАЛИЗМА

Итак, социализм имеет разные стороны, которые надо рассмотреть последовательно. Надо его рассмотреть в отношениях политическом, экономическом, философском и, наконец, как верование. Надо также рассмотреть столкновение этих понятий с действительностью существующего общественного строя, т. е. столкновение отвлеченных идей с неумолимыми законами природы, которые человек не может изменить.

Экономическая сторона социализма легче всего поддается исследованию. Тут задачи вполне определенны. Как создается и распределяется богатство? Каково взаимоотношение между трудом, капиталом и умственными способностями? Каково влияние экономических явлений и в какой мере определяют они социальное развитие?

Если будем изучать социализм как верование, т. е. исследовать производимое им нравственное впечатление, внушаемые им убеждения и фанатическую преданность идеям, то точка зрения и сама задача становятся совершенно иными. Не имея более надобности заниматься теоретическим значением социализма как доктрины, ни теми непреодолимыми экономическими препятствиями, на которые он может натолкнуться, мы должны рассмотреть новое верование только со стороны его происхождения, его нравственных успехов и психологических последствий, которые оно может породить. Это исследование необходимо для объяснения бесполезности всяких споров с защитниками новых догм. Когда экономисты удивляются тому, что неоспоримо ясные доказательства совершенно не действуют на убежденных сторонников новых догм, пусть они обратятся к истории всяких верований и ознакомятся с учением о психологии толпы; тогда они перестанут удивляться. Доктрину не разбить указанием ее химерических сторон. Не доводами разума опровергаются мечты.

Чтобы понять силу современного социализма, надо рассматривать его преимущественно как верование; тогда обнаружится, что основанием его служат сильные психологические причины. Непосредственный успех его почти не зависит от противоречия между его догмами и разумом. История всех верований, и особенно религиозных, достаточно показывает, что их успех в большинстве случаев не зависел от того, как велика была в них доля истины или заблуждения.

При изучении социализма как верования надо рассмотреть его как философское мировоззрение. Этой стороной последователи социализма более всего пренебрегали, а между тем, эту сторону они могли легче всего защищать. Они полагают, что осуществление их доктрин - необходимое следствие экономического развития, тогда как именно это развитие наименее соответствует их осуществлению. С точки зрения чистой философии, т. е. оставляя в стороне экономические и психологические условия, многие из социалистических теорий, напротив, вполне могли бы противостоять критике.

Что же такое, в самом деле, представляет собой, с философской точки зрения, социализм или, по крайне мере, наиболее распространенная его форма - коллективизм? Просто - реакцию существа коллективного против захватов со стороны отдельных единичных существ. Если же не принимать во внимание значения умственных способностей человека и той громадной пользы, какую эти способности могут оказать цивилизации, то несомненно, что община или союз людей, преследующий общие всем его членам цели, может рассматриваться (хотя бы в силу закона числа, этого великого символа веры современной демократии) как организация, созданная для порабощения каждого своего члена, который вне союза не мог бы существовать.

С философской точки зрения социализм есть реакция общественности против индивидуальности, как бы возврат к прошлому. Индивидуализм и коллективизм по своей сущности - две противодействующие силы, стремящиеся если не уничтожить, то, по крайней мере, парализовать друг друга. Эта борьба между противоположными интересами личности и организованной общины людей и представляет истинную задачу социализма с философской точки зрения. Отдельная личность, достаточно сильная, чтобы полагаться только на свою предприимчивость, на свое разумение, и потому способная самостоятельно содействовать прогрессу, стоит перед толпой, слабой в отношении этих качеств, но сильной своей численностью - этой единственной поддержкой права. Интересы этих двух борющихся принципов - взаимно противоположны. Вопрос в том, могут ли они даже ценой взаимных уступок удержаться, не разрушаясь в этой борьбе. До настоящего времени только религиозным вероучениям удавалось вселять в людях сознание необходимости жертвовать своими личными интересами на пользу общую, заменять, личный эгоизм общественным. Но древние религии уже вымирают, а на замену им новые еще не народились. При изучении развития общественной солидарности нам придется рассмотреть, в каких границах экономические потребности допускают возможное примирение двух указанных взаимно противоположных принципов. Как справедливо заметил в одной из своих речей Леон Буржуа, «само собой разумеется, что ничего нельзя поделать против законов природы, но необходимо непрестанно их изучать и пользоваться ими для уменьшения неравенства и несправедливости среди людей».

Чтобы закончить обзор разных сторон социализма, мы должны еще рассмотреть его изменения сообразно с характерами рас. Если начала, указанные в одном из предшествующих наших сочинений о глубоких преобразованиях, которым подвергаются все элементы цивилизации (учреждения, религии, искусства, верования и т. д.) с переходом от одного народа к другому, верны, то можно уже предвидеть, что иногда под сходными между собой словами, выражающими у разных народов представления о государственном строе, скрывается весьма неодинаковая действительность. Мы увидим, что это так и на самом деле. У рас сильных, энергичных, достигших высшей степени своего развития, замечается - как при режиме республиканском, так и при монархическом - значительное расширение предприятий личной инициативы и постепенное уменьшение области, которой ведает государство. Совершенно противоположную роль предоставляют государству те народы, у которых отдельные личности дошли до такого умственного оскудения, что не могут рассчитывать только на свои силы. У таких народов, как бы ни назывались государственные учреждения, правительство всегда представляет всепоглощающую власть: оно все регламентирует и распоряжается мельчайшими подробностями жизни граждан. Социализм есть не что иное, как расширение такого воззрения. Он был бы диктатурой безличной, но совершенно неограниченной.

Легко видеть сложность предстоящих нам задачи насколько они упрощаются, если элементы их изучаются раздельно.

ГЛАВА ВТОРАЯ

РАЗВИТИЯ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

§ 1. Древность социализма. Социальная борьба, вызванная неравенством состояний, восходит к первым векам истории. Доктрины коллективизма у греков. Каким образом социализм лишил греков независимости. Социализм у римлян и евреев. Христианство первых веков представляет собой время торжества социализма. Каким образом оно должно было вскоре отказаться от своих доктрин. Иллюзии социалистов в середине XIX века.

§ 2. Причины развития социализма в настоящее время. Чрезмерная чувствительность в настоящее время. Потрясения и неустойчивость современного общества, вызванные успехами промышленности. Потребности растут быстрее, чем средства для их удовлетворения. Притязания современной молодежи. Помыслы университетской молодежи. Роль финансистов. Пессимизм мыслителей. Состояние современного общества сравнительно с прежним.

§ 3. Применение процентных соотношений при оценке обществен­ных явлений. Необходимо точно установить соотношение между элементами полезными и вредными, входящими в состав общества. Несостоятельность приема средних величин. В социальных явлениях процентные соотношения имеют большее значение, чем средние выводы.

§ 1. ДРЕВНОСТЬ СОЦИАЛИЗМА

Социализм появился не сегодня. По излюбленному выражению историков древности, можно сказать, что начало появления социализма теряется в глубине веков. Он имел целью уничтожить неравенство общественных положений, которое как в древнем, так и современном мире представляет собой один и тот же закон. Если всемогущее божество не пересоздаст природу человека, то это неравенство, вне всякого сомнения, будет существовать, пока существует наша планета. Борьба богатого с бедным, надо полагать, будет продолжаться вечно.

Не восходя к первобытному коммунизму - этой низшей форме развития, с которой начинали все общества, мы можем сказать, что в древности уже были испытаны разные формы социализма, которые предлагаются и ныне. Особенно греки пытались их осуществлять. и от этих-то опасных попыток погибла Греция. Доктрины коллективизма изложены уже в «Республике» Платона. Аристотель их оспаривал, и, как сказал Гиро, резюмируя их сочинения: «все современные доктрины, от христианского социализма до самого крайнего коллективизма, находят там свое выражение». Не раз эти доктрины применялись и на деле. Политические перевороты в Греции были вместе с тем и социальными, т. е. имевшими целью изменить социальный строй и именно уравнять общественные положения разорением богатых и подавлением аристократии. Им это удавалось несколько раз, но всегда ненадолго. В конце концов Греция пала и утратила свою независимость. Социалисты того времени так же, как и теперь, расходились в своих положениях; единодушие их проявлялось только относительно разрушения существующего порядка. Рим положил конец этим вечным несогласиям, низведя Грецию до рабства и заставив продавать ее граждан в неволю.

Сами римляне не избежали покушений социалистов и принуждены были испытать аграрный социализм Гракхов. Он ограничивал каждого гражданина определенной площадью земли, распределял остатки земли между бедными и обязывал государство кормить нуждающихся. Все это привело к борьбе, создавшей Мария, Суллу, междоусобные войны и, наконец, падение республики и владычество империи.

Евреи также знакомы с притязаниями социалистов. Проклятия со стороны еврейских пророков - этих настоящих анархистов той эпохи - направлены преимущественно против богатства. Сам Иисус Христос вступался особенно за права бедных и осуждал богатых. Только бедному предназначено царствие небесное, а богатому труднее в него войти, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко.

В течение двух-трех первых веков нашей эры христианская религия представляла собой социализм обездоленных, бедных и недовольных и, подобно современному социализму, постоянно боролась с установившимися учреждениями. Борьба эта окончилась торжеством христианского социализма, я это, можно сказать, - первый случай такого прочного успеха социалистических идей.

Но, несмотря на ту, в высшей степени выгодную для достижения успеха, особенность христианской веры, что обещаемое ею блаженство в загробной жизни не может быть проверено смертными, христианский социализм мог удержаться, только отрекшись, вслед за своей победой, от своих принципов. Он был вынужден искать поддержку у богатых и сильных, защищать богатство и собственность, т. е. то, что прежде отвергал. Как все революционеры, добившиеся торжества своих идей, христиане сделались консерваторами, и общественные идеалы католического Рима мало чем отличались от идеалов Рима императорского. Бедные должны были по-прежнему покоряться своей судьбе, работать и повиноваться в надежде на небесные блага, если будут благоразумны, и бояться дьявола и ада, если будут неудобны для своих повелителей.

Какая чудесная история - эта двадцативековая мечта! Когда наши потомки освободятся от наследственных пут мысли, они получат возможность изучить эту мечту с чисто психологической точки зрения и будут непрестанно восхищаться громадной силой этого создания фантазии, на которое еще и теперь опирается наша цивилизация. Как бледны самые блестящие философские обобщения перед зарождением и развитием этого верования, столь простодушного с точки зрения разума и все же столь могущественного! Упорное господство этого верования ясно показывает, до какой степени мечта, а не действительность руководит человечеством. Основатели религий создавали только надежды, и, тем не менее, создания эта сохранялись всего дольше. Какие обещания социалистов могут сравняться с раем Иисуса или Магомета? Как сравнительно ничтожны обещаемые социалистами земные блага!

Наши предки применяли теории социалистов во время нашей революции, и если ученые продолжают спорить, была ли эта революция социалистической, то это происходит или от того, что под словом «социализм» нередко подразумевают разные понятия, или от неумения вникнуть достаточно глубоко в сущность вещей. Цель социалистов во все времена совершенно ясна: отнять имущество у богатых в пользу бедных. Эта цель никогда не достигалась столь удачно, как вожаками французской революции. Правда, они объявили, что собственность священна и неприкосновенна, но сделали это только после того, как предварительно ограбили дворян и духовенство и таким образом заменили одно социальное неравенство другим. Никто, я полагаю, не сомневается, что если бы современным социалистам удалось революционным путем разорить буржуазию, то образовавшийся при этом новый класс не замедлил бы преобразиться в ярых консерваторов, которые заявили бы, что впредь собственность будет священна и неприкосновенна. Такие заявления, впрочем, совершенно излишни, когда они исходят от власть имущих, и еще более бесполезны, когда исходят от слабых. В классовой борьбе права и принципы не имеют никакого значения.

И если история так повторяется всегда, то это происходит от того, что она зависит от природы человека, не изменившейся еще в течение веков. Человечество успело значительно состариться, но, несмотря на это, продолжает увлекаться одними и теми же мечтами и пов­торять одни и те же опыты, не черпая из них никакого поучения. Перечитайте полные энтузиазма и надежд речи наших социалистов сороковых годов, ретивых сподвижников революции 1848 г. По их мнению, наступила новая эра, и благодаря им мир должен измениться. Благодаря им страна скоро потонула в деспотизме и несколько лет спустя чуть не погибла от разорительной войны и вторжения врага. Едва полвека прошло после этой фазы социализма, и мы, забыв тяжелый урок, расположены вновь повторить тот же цикл.

§ 2. ПРИЧИНЫ РАЗВИТИЯ СОЦИАЛИЗМА

В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

Итак, мы только повторяем теперь жалобы, которые в течение веков раздавались со стороны наших отцов, и если наши жалобы стали громче раздаваться, то это только потому, что прогресс цивилизации сделал нас более чувствительными. Условия нашего существования значительно улучшились сравнительно с прежними, а между тем, они все менее и менее нас удовлетворяют. Лишенный своих верований, не имея ничего впереди, кроме сурового долга и невеселой взаимной поруки, тревожась от волнений и общей неустойчивости, причиняемых изменениями в промышленности, наблюдая поочередное разрушение общественных организаций, грозящее исчезновением семьи и собственности, современный человек жадно привязывается к настоящему; в нем только он может понять и признать действительность. Интересуясь только собой, он хочет во что бы то ни стало пользоваться этим настоящим, чувствуя, что оно скоропреходяще. Взамен исчезнувших иллюзий человеку стало необходимо благосостояние и, следовательно, богатство. Они ему тем более необходимы, что наука и промышленность создали множество предметов роскоши, которые прежде не были известны, а теперь сделались необходимостью. Жажда к богатству все более и более распространяется одновременно с возрастанием числа жаждущих.

Потребности современного человека очень увеличились и возрастают значительно быстрее, чем средства для их удовлетворения. Статистика показывает, что никогда не было так развито благосостояние, как теперь, но она показывает также, что никогда потребности не были так настоятельны, как в настоящее время. При изменении же частей уравнения, равенство между ними сохраняется лишь тогда, когда они возрастают или убывают на равные величины. Соотношение между потребностями и средствами их удовлетворения представляет собой уравнение благополучия. Как бы ни были малы части этого уравнения, но если равенство между частями сохранено, человек доволен своим положением. Он остается доволен и тогда, когда в случае уменьшения средств он может уменьшить и свои потребности, т. е. восстановить равенство между частями уравнения. Такое решение задачи давно осуществлено восточными народами, и потому мы видим их всегда довольными своею судьбой. Но в современной Европе потребности переросли средства для удовлетворения их в огромной степени, части уравнения стали очень различаться, и большинство цивилизованных людей проклинает свою судьбу. Сверху донизу в обществе одно и то же недовольство, так как и вверху и внизу потребности пропорционально чрезмерно велики. Каждый, следуя общему неудержимому течению, стремится к богатству и мечтает разбить встречаемые препятствия, На почве самого мрачного равнодушия к общим интересам и доктринам личный эгоизм превзошел всякий предел. Богатство сделалось целью, преследуемой всеми, и из-за нее забывается все остальное. Такие стремления, разумеется, в истории не новы, но прежде они проявлялись не в такой общей и исключительной форме, как теперь. Токвиль сказал: «Людям XVIII века была чужда такого рода страсть к благосостоянию - этой матери рабства. Высшие классы занимались гораздо больше украшением жизни, чем удобством, и стремились более к славе, чем к богатству».

Эта всеобщая погоня за богатством повела к общему понижению нравственности и ко всем его последствиям. Наиболее ярко выразилось это понижение в уменьшении престижа буржуазии в глазах низших общественных слоев. Буржуазия постарела за один век настолько, насколько аристократия - за тысячелетие. Буржуазия вырождается ранее, чем в третьем поколении, и освежается лишь постоянным приливом элементов низшей среды. Буржуазное общество может завещать своим детям богатство, но как оно передаст потомству случайные качества, которые только веками могут быть упрочены в потомстве? Крупные состояния сменили собой наследственный гений, наследственные дарования, но эти состояния слишком часто переходят к жалким потомкам.

И вот, быть может, наглое тщеславие крупных богачей и манера их тратить свои средства более всего способствовали развитию социалистических идей. Справедливо заметил Фаге: «Страдают в действительности только при виде чужого счастья; несчастие бедных в этом и состоит». Социалисты отлично понимают, что они не могут сделать всех одинаково богатыми, но надеются, по крайней мере, сделать всех одинаково бедными.

Зажиточная молодежь тоже не представляет собой ничего назидательного для народных масс. Она все более и более потрясает нравственные традиции, которые одни только и могут дать устойчивость обществу. Идеи долга, патриотизма и чести молодежь слишком часто считает ненужными предубеждениями, смешными стеснениями. Воспитанная в обожании только удач в жизни, она проявляет самые хищные аппетиты и вожделения. Когда спекуляция, интрига, богатый брак или наследство предоставляют молодежи большие состояния, она их расточает на самые низменные наслаждения.

И университетская молодежь не представляет собой более утешительного зрелища. Она - печальный продукт классического образования. Пропитанная латинским рационализмом, получившая только теоретическое книжное образование, она не способна понимать что-либо в действительной жизни и не может разобраться в условиях, поддерживающих существование обществ. Идея об отечестве, без которой никакой народ не может быть долговечным, по их мнению, как сказал один очень известный академик, присуща только «глупым шовинистам, совершенно лишенным способности к философскому мышлению».

Эти злоупотребления богатством и возрастающий упадок нравственности в буржуазном обществе дали веское оправдание едким нападкам современных социалистов на неравномерность распределения богатств. Им было слишком легко показать, что часто большие состояния образовались посредством громадного хищничества за счет скудных средств тысяч бедняков. Как назвать иначе все эти финансовые операции крупных банковых учреждений по устройству заграничных займов? Эти учреждения нередко отлично знают ненадежность заемщика и совершенно уверены, что их слишком доверчивые клиенты будут разорены, но, тем не менее, без всякого колебания устраивают заем, чтобы не потерять комиссионный гонорар, доходивший иногда до очень крупного размера, как, например, при займе Гондураса этот гонорар превышал 50% полной суммы займа. Бедняк, решающийся под влиянием голода на воровство, разве не менее виновен, чем эти грабители-хищники. Что сказать о спекуляции молодого американца-миллиардера, который в момент испано-американской войны скупил почти на всех рынках мира зерновой хлеб и стал продавать его по завышенным ценам только тогда, когда начался им же вызванный голод? Эта спекуляция произвела кризис в Европе, голод и возмущения в Италии и Испании и была причиной голодной смерти большого числа бедняков. Не правы ли после этого социалисты, сравнивающие этих спекулянтов с простыми разбойниками, достойными виселицы?

Вот здесь-то мы и наталкиваемся на одну из труднейших задач нашего времени, для разрешения которой социалисты предлагают лишь ребяческие средства. Задача такая: избавить общество от страшного и все возрастающего могущества крупных финансистов. Подкупая прессу, закупая политических деятелей, эти дельцы все более и более завоевывают положение единственных хозяев в странен составляют как бы правительство, особенно опасное тем, что оно одновременно и всемогущей тайно. «Это зарождающееся правительство, - по словам Фаге, - не имеет никаких идеалов, ни нравственных, ни умственных. Оно не злое и недоброе. Оно считает людей стадом, которое нужно держать за работой, кормить, не допускать до драки и стричь... Оно относится безразлично ко всякому умственному, художественному и нравственному прогрессу. Оно международно, не имеет родины и стремится, впрочем, не беспокоясь о том, истребить в мире идею об отечестве».

Трудно предвидеть, каким образом современные общества могут избегнуть этой страшной грозящей им тирании. Американцы, которым, по-видимому, предстоит первым сделаться жертвой этой тирании, уже предупреждаются наиболее выдающимися своими представителями о предстоящих кровавых переворотах. Но если легко восстать против деспота, то какое же может быть восстание против власти скрытой и безымянной? Как добраться до богатств, искусно разбросанных по всему свету? Вне всякого сомнения, трудно будет долго терпеть без возмущения, чтобы один человек мог для собственного обогащения вызвать голодовку или разорение тысяч людей с большей легкостью, чем, например, Людовик XIV объявлял войну.

Нравственное падение высших слоев общества, неравномерное и часто очень несправедливое распределение денег, опасные злоупотребления богатством, усиливающееся раздражение народных масс, все большая и большая потребность в наслаждениях, утрата прежнего авторитета власти и исчезновение старых верований - во всех этих обстоятельствах много причин к недовольству, объясняющих быстрое распространение социализма.

Наилучшие умы страдают недугом не менее глубоким, хотя недуг этот и другого рода. Он не всегда превращает их в сторонников новых доктрин, но он мешает им деятельнее защищать современный социальный строй. Постепенный распад всех верований и опиравшихся на них учреждений; полное бессилие науки пролить свет на окружающие нас тайны, сгущающиеся по мере того, как мы хотим в них проникнуть; ясные доказательства того, что все наши философские системы - беспомощный и пустой вздор; повсеместное торжество грубой силы и вызываемое им уныние имели результатом то, что избранные умы впали в мрачный пессимизм.

Пессимистическое настроение современных людей - неоспоримо; можно составить целый том из фраз, выражающих это настроение у наших писателей. Нижеприведенных выдержек будет достаточно, чтобы показать общую неурядицу в умах:

«Что касается картины страданий человечества, - говорит выдающийся современный философ Ренувье, - то, не говоря о бедствиях, зависящих от общих законов животного царства, изображение, сделанное Шoпенгауэром, окажется скорее слабым, чем преувеличенным, если подумаем, какие социальные явления харак­теризуют нашу эпоху: борьба между национальностями и общественными классами, всеобщее распространение милитаризма, возрастающая нищета наряду с накоплением богатств, изощрение в наслаждениях жизнью, увеличение числа преступлений, как наследственных, так и профессиональных, самоубийства, ухудшение семейных нравов, утрата веры в непостижимое, заменяемое все более и более бесплодным материалистическим культом мертвых. Вся эта совокупность признаков видимого возвращения цивилизации к варварству и неизбежное содействие этому возвращению соприкосновения европейцев и американцев с неподвижным или даже опустившимся населением старого света - не сказывались еще в то время, когда Шопенгауэр стал призывать к пессимистическому ми­росозерцанию».

«Более сильные без зазрения совести попирают права более слабых, - пишет другой философ, Буаллей, - американцы истребляют краснокожих, англичане притесняют индусов. Под предлогом распространения цивилизации европейцы разделяют между собой Африку, а в действительности цель другая - создать новые рынки. Ожесточенное соперничество между государствами приняло необычайные размеры. Тройственный союз грозит нам из боязни и алчности. Россия ищет нашей дружбы из-за своих интересов».

Ненависть и зависть в низших слоях, безучастие, крайний эгоизм и исключительный культ богатства в правящих слоях, пессимизм мыслителей - таковы современные настроения. Общество должно быть очень твердым, чтобы противостоять таким причинам разложения. Сомнительно, чтобы оно могло им долго сопротивляться.

Некоторые философы находят утешение в этом состоянии общего недовольства, утверждая, что оно есть залог прогресса и что народы, слишком довольные своей судьбой, например, восточные, более не прогрессируют. «Неравенство богатств, - говорит Уэллс, - кажется величайшим злом в обществе, но как бы ни было велико это зло, уравнение богатств привело бы еще к худшему. Если каждый будет доволен своим положением и не будет видеть возможности улучшить его, то человечество впадет в состояние оцепенения, а в силу своей природы оно не может оставаться неподвижным. Недовольство каждого своим личным положением есть могущественный двигатель всего прогресса человечества».

Как ни судить об этих чаяниях и обвинениях, которые легко возводить против существующего порядка вещей, надо признать, что все социальные несправедливости неизбежны уже потому, что в разной степени они существовали всегда. Они - роковое следствие самой природы человека, и никакой опыт не дает повода заключить, что изменением учреждений и заменой одного класса другим можно было бы уничтожить или даже смягчить несправедливости, на которые мы так сетуем. В армии добродетельных людей насчитывалось всегда очень мало рядовых, еще гораздо меньше офицеров, и не найдено еще средства увеличить это число. Следовательно, нужно примириться с необходимостью общественных несправедливостей, столь же естественных, как и несправедливости в природе, каковы угнетающие нас старость и смерть, на которые бесполезно сетовать. В общем, если мы сильнее, чем прежде, чувствуем выпадающие на нашу долю бедствия, то кажется, однако, вполне верным, что в действительности они никогда не были менее тягостными. Не говоря уже о первобытных временах, когда человек, скрываясь в пещерах, с трудом оспаривал у зверей свою скудную пищу и очень часто сам служил им добычей, вспомним, что наши отцы переживали рабство, нашествия, голод, войны всякого рода, смертоносные эпидемии, инквизицию, террор и много еще других бедствий. Не забудем, что благодаря прогрессу науки и техники, увеличению платы за труд и дешевизне предметов роскоши, самый скромный человек живет в настоящее время с большими удобствами, чем в старину феодальные владетели в своих замках, находившиеся всегда под угрозой ограбления и смерти от своих соседей. Благодаря пару, электричеству и всем новейшим открытиям, последний крестьянин пользуется теперь множеством удобств, каких не знал при всей пышности своего двора Людовик XIV.

§ 3. ПРИМЕНЕНИЕ ПРОЦЕНТНЫХ СООТНОШЕНИЙ ПРИ ОЦЕНКЕ ОБЩЕСТВЕННЫХ ЯВЛЕНИЙ

Для правильного суждения о данной общественной среде недостаточно принимать во внимание только дурные условия, которые нам неприятны, или несправедливости, которые нас смущают. Каждое общество имеет в некотором соотношении между собой хорошее и дурное, некоторое число людей добродетельных и негодяев, людей гениальных и людей посредственного ума и глупцов. Чтобы сравнивать общества между собой в данное время или в течение многих веков, следует рассматривать составляющие их элементы не в отдельности, а численное соотношение между ними. Нужно оставлять без внимания бросающиеся в глаза отдельные частные случаи, крайне обманчивые, а также статистические средние выводы, которые еще более вводят в заблуждение. Общественные явления управляются процентными соотношениями, а не частными случаями и средними выводами.

Большинство ошибочных суждений и происходящих от них торопливых обобщений есть результат недостаточного знания процентных соотношений между наблюдаемыми данными. Обычная характерная наклонность малоразвитых умов - обобщать частные случаи, не обращая внимания, в какой пропорции они имеют место. Например, путешественник, подвергшийся нападению грабителей в лесу, будет утверждать, что этот лес всегда наполнен грабителями, не осведомляясь о том, сколько вообще путешественников в течение скольких лет подвергалось там нападению до него.

Строгое применение приема процентных соотношений учит не доверять таким поверхностным обобщениям. Суждения о каком-либо народе или обществе имеют цену лишь тогда, когда они относятся к достаточно большому числу людей, позволяющему выводить процентные отношения между замеченными достоинствами или недостатками. Только при таких данных и возможны обобщения. Если мы утверждаем, что данный народ отличается энергией и инициативой, то это не значит, что среди него нет людей, совершенно лишенных этих качеств, но это значит только, что процент людей, обладающих этими качествами, значителен. Если бы явилась возможность понятное, но несколько неопределенное выражение «значителен» заменить цифровыми данными, то точность суждения много выиграла бы, но при оценках такого рода, благодаря отсутствию достаточно чувствительных реактивов, приходится довольствоваться лишь приближениями. Эти реактивы хотя и имеются, но требуют в высшей мере осторожного с ними обращения.

Определение процентных соотношений имеет первостепенное значение. Приложив его к антропологическим исследованиям, мне удалось показать глубокие различия в строении мозга у разных рас, которые не могли быть открыты при сравнении средних данных. До этого, сравнивая средние объемы черепов разных рас, обнаруживали разности весьма незначительные, и на основании этого большинство анатомов предполагало, что объем мозга у разных рас почти один и тот же. Посредством особых кривых, выражающих вполне точно в процентах разные объемы черепов, я мог, измерив значительное число черепов, доказать неопровержимо, что, наоборот, эти объемы для разных рас различаются в огромной степени, и что высшие расы ясно отличаются от низших тем, что первые имеют некоторое число крупных объемов мозга, которых нет у вторых. Благодаря небольшому безусловному числу крупных объемов, они не оказывают влияния на величину среднего объема мозга данной расы. Это анатомическое исследование подтвердило, впрочем, тот психологический факт, что умственный уровень какого-либо народа характеризуется большим или меньшим числом принадлежащих ему выдающихся умов.

При изучении общественных явлений приемы исследования еще слишком несовершенны, чтобы можно было прилагать методы точной оценки, позволяющие выразить эти явления геометрически, в виде кривых. Не имея возможности охватить все стороны вопроса, мы должны, однако, всегда помнить, что эти стороны многообразны, и многих из них мы даже не подозреваем или не понимаем, а между тем эти-то наименее заметные элементы часто являются самыми важными данными в вопросе. Чтобы при исследовании сложных явлений, какими всегда бывают явления социальные, получить менее ошибочные выводы, необходимо непрерывно рядом проверок и последовательных приближений делать поправки, стараясь совершенно отрешиться от наших личных интересов и симпатий. Надо долго устанавливать факты, прежде чем заключать, и очень часто только и довольствоваться этим установлением. Не таких принципов до настоящего времени придерживались специалисты по социальным вопросам, и несомненно поэтому труды их имели столь же слабое, сколь и мимолетное влияние.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ

§ 1. Основные принципы социалистических теорий. Социальные теории общественного строя приводятся к коллективизму и индивидуализму. Эти взаимно противоположные принципы всегда были в борьбе между собой.

§ 2. Индивидуализм. Его роль в развитии цивилизаций. Его развитие возможно только среди народов, одаренных известными качествами. Индивидуализм и французская революция.

§ 3. Коллективизм. Все современные формы социализма требуют вмешательства государства в условия жизни граждан. Роль, предоставляемая коллективизмом государству. Неограниченная диктатура государства или общины при коллективизме. Антипатия социалистов к свободе. Каким образом коллективисты надеются уничтожить неравенство. Общая черта программ разных социалистических толков (sectes). Анархизм и его доктрина. Программы современных социалистов очень стары.

§ 4. Социалистические идеи, как и разные учреждения у народов, суть последствия свойств их расы. Важность идеи о расе. Различие в понятиях политических и социальных, скрывающихся под одинаковыми словами. Народы не в силах менять по своему желанию свои учреждения и могут только изменять их названия. Различие социалистических воззрений у писателей, принадлежащих к разным расам.

§ 1. ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ

Не было бы никакого интереса излагать политические и социальные идеи теоретиков социалистов, если бы эти идеи не отвечали иногда стремлениям и настроениям данной эпохи и тем не производили известного впечатления на умы. Если, как мы не раз настаивали и как постараемся показать далее, учреждения у данного народа суть плоды унаследованного им склада ума, а не продукт философских теорий, созданных во всей их целости, то становится понятным ничтожество социалистических утопий и отвлеченно придуманных государственных учреждений. Но политики и ораторы в своих мечтаниях весьма часто лишь облекают в доступную для умов форму неясно сознаваемые стремления своей эпохи и своей расы. Редкие писатели, которым удавалось своими трудами оказать некоторое влияние на человечество, например, Адам Смит в Англии и Руссо во Франции, ничего другого не сделали, как в сжатой, но понятной форме выразили идеи, которые уже распространились повсюду. То, что эти писатели выразили, не ими создано. Только отдаленность во времени может вызвать заблуждение в этом отношении.

Если ограничить различные социалистические теории указанием только основных принципов, на которые они опираются, то наше изложение будет очень кратко.

Современные теории общественного строя при очевидном их различии могут быть приведены к двум взаимно противоположным основным принципам: индивидуализму и коллективизму. При индивидуализме каждый человек предоставлен самому себе, его личная деятельность достигает максимума, деятельность же государства в отношении каждого человека минимальна. При коллективизме, наоборот, самыми мелкими действиями человека распоряжается государство, т. е. общественная организация; отдельный человек не имеет никакой инициативы, все его действия в жизни предуказаны. Эти два принципа всегда вели более или менее напряженную борьбу, и развитие современной цивилизации сделало эту борьбу более ожесточенной, чем когда-либо. Сами по себе эти принципы не имеют никакой абсолютной цены и должны быть оцениваемы лишь в зависимости от времени и в особенности от характера рас, у которых они проявляются. В этом мы убедимся далее.

§ 2. ИНДИВИДУАЛИЗМ

Все, что создало величие цивилизаций: наука, искусство, философские системы, религии, военное могущество и т. д. - было созданием отдельных личностей, а не общественных организаций. Важнейшие открытия и культурные успехи, которыми пользуется все человечество, были осуществлены отборными людьми, редкими и высшими продуктами некоторых наиболее даровитых рас. Народы, у которых индивидуализм наиболее развит, только благодаря этому и стоят во главе цивилизаций и господствуют ныне в мире.

В течение веков, т. е. в течение многих лет, предшествовавших нашему веку, общественная организация, по крайней мере у латинских народов, была всемогуща. Отдельная личность вне ее была ничто. Революция, венец всех доктрин писателей XVIII века, представляет, быть может, первую серьезную попытку реакции индивидуализма; но, освободив, по крайней мере в теории, отдельную личность, она ее изолировала от ее касты, от семьи, от социальных или религиозных групп, к которым она принадлежала, предоставив ее только самой себе и заменив, таким образом, общество разрозненными людьми, не имеющими взаимной связи.

Такая организация не могла долго удержаться у народов, мало приспособленных по своим наследственным свойствам, по своим учреждениям и своему воспитанию к тому, чтобы рассчитывать только на свои силы и управляться без руководителей. Такие народы жадно добиваются равенства, но мало интересуются свободой. Свобода - это состязание, непрестанная борьба, мать всякого прогресса; в ней могут торжествовать только самые способные, сильные люди; слабые же, как вообще в природе, осуждены на гибель. Только сильные могут переносить одиночество и рассчитывать лишь на самих себя. Слабые к этому не способны. Они скорее предпочтут самое тяжелое рабство, чем одиночество и отсутствие поддержки. Разрушенные революцией корпорации и касты служили человеку основной поддержкой в жизни, и очевидно, что они соответствовали психологической необходимости, ибо в настоящее время они всюду возрождаются под новыми именами, особенно под именем синдикатов. Эти синдикаты позволяют отдельным своим членам сводить свою работу к минимуму, тогда как индивидуализм требует от человека обратного. Предоставленный себе пролетарий - ничто и ничего не может сделать; в союзе с равными себе он становится грозной силой. Если синдикат и не может дать ему способностей и ума, то, по меньшей мере, придает ему силу, отнимая лишь свободу, которой он не сумел бы и воспользоваться.

Упрекали революцию в том, что она чрезмерно развила индивидуализм, но упрек этот не вполне справедлив. Форма индивидуализма, какой добилась революция, далека от той, которая развита у некоторых народов, например, англосаксов. Идеалом революции было разбить корпорации, подвести всех под общий тип и поглотить всех разъединенных таким образом граждан опекой сильной государственной централизации. Нет ничего противоположнее этого идеала англосаксонскому индивидуализму, который благоприятствует соединению отдельных личностей в группы и, посредством их, добивается всего, ограничивая деятельность государства тесными рамками. Создание революции было гораздо менее революционно, чем думают вообще. Преувеличив значение централизации и государственной опеки над гражданами, французская революция не более как продолжала традицию латинских народов, укоренявшуюся в течение веков монархического режима и воспринятую равным образом всеми правительствами. Разрушив корпорации политические, рабочие, религиозные и др., она сделала эту централизацию и поглощение государством еще более полными, подчинившись, впрочем, таким образом внушениям всех философов своей эпохи.

Развитие индивидуализма неизбежно приводит к тому, что отдельная личность оказывается одинокой среди яростной борьбы аппетитов. Расы молодые, сильные, среди которых нет большого различия в умственном развитии отдельных людей, каковы, например, англосаксы, легко мирятся с таким порядком. Посредством ассоциаций, английские и американские рабочие отлично умеют бороться против требований капитала и не поддаются его тирании. Всякий интерес сумел, таким образом, отвоевать себе место. Но в расах старых, у которых в течение веков и благодаря системе воспитания инициатива ослабела, последствия развития индивидуализма были очень тяжелы. Философы минувшего века и революция, разрушая окончательно все религиозные и социальные связи: церковь, семью, касты, корпорации, поддерживавшие существование человека и служившие ему надежной опорой, рассчитывали, конечно, создать нечто крайне демократическое. В действительности же это разрушение совершенно непредвиденно породило финансовую аристократию, с подавляющим могуществом царствующую над массой беззащитных разъединенных людей. Феодальный владетель не обращался так сурово со своими наемниками, как обращается иногда промышленный современный туз, король фабрик и заводов, со своими рабочими. Эти последние в теории пользуются всеми свободами и равноправны со своим хозяином, а на деле они чувствуют тяготеющие над собою, по крайней мере в виде угроз, тяжелые цепи зависимости и страх нищеты.

Стремление исправить такие непредвиденные последствия революции неминуемо должно было возникнуть, и у противников индивидуализма не было недостатка в основательных причинах для борьбы против него; им было нетрудно утверждать, что общественный организм важнее индивидуального, что интересы второго должны уступить интересам первого, что малоспособные и слабые люди имеют право на поддержку и что необходимо, чтобы общество само посредством нового распределения богатств уничтожило неравенство, созданное природой. Таким образом, возник современный социализм, сын древнего социализма, стремящийся, подобно последнему, изменить распределение богатства, разоряя богатых в пользу неимущих.

Средство для уничтожения неравенства в теории очень просто. Стоит только государству самому взять в руки распределение имуществ и непрестанно восстанавливать нарушающееся в пользу богатых равновесие. Из этой далеко не новой и столь соблазнительной с виду идеи возникли положения социалистов, которыми мы теперь и займемся.

§ 3. КОЛЛЕКТИВИЗМ

Социалистические доктрины в своих подробностях очень разнятся между собой, но в основных своих принципах они весьма схожи. Общие стороны их заключает в себе коллективизм. Мы скажем несколько слов о его происхождении при изучении социализма в Германии. В настоящее время социализм подразделился на множество толков, но все они носят общий характер в стремлении прибегать к опеке государства, чтобы оно распределяло богатства и сглаживало несправедливости судьбы.

Основные предложения социалистов отличаются, по крайней мере, чрезвычайной простотой: государство конфискует капиталы, рудники и имущества, распоряжается этими государственными богатствами и распределяет их между гражданами посредством огромной армии чиновников. Государство или, если угодно, община (коллективисты теперь не употребляют слова «государство») стала бы регламентировать все, не допускалась бы конкуренция. Самые слабые попытки инициативы, индивидуальной свободы и конкуренции были бы пресечены. Страна обратилась бы в громадный монастырь, подчиняющийся суровой дисциплине, которая поддерживалась бы армией чиновников. Так как наследственность имуществ уничтожена, то накопление богатств в одних руках не могло бы иметь места.

Относительно же потребностей отдельных личностей коллективизм принимает во внимание почти только необходимость продовольствия и заботится только о нем.

Очевидно, что такой режим относительно регламентации распределения богатств представляет собой как безусловную диктатуру государства или, что совершенно то же, общины, так и не менее безусловное рабство рабочих. Но этот довод не мог бы тронуть последних. Они очень мало интересуются свободой, чему служит доказательством тот энтузиазм, с каким они приветствовали появление Цезарей. Они также очень мало озабочены всем, что составляет величие цивилизации: искусством, наукой, литературой и прочим; все это быстро исчезло бы в подобном обществе. Программа коллективизма, следовательно, не содержит в себе ничего, что могло бы казаться им антипатичным. За пропитание, обещаемое теоретиками социализма рабочим, «они будут выполнять свою работу под надзором государственных чиновников, как, бывало, ссыльные в каторге под зорким глазом и угрозой надсмотрщика. Всякая личная инициатива будет задушена и каждый работник будет отдыхать, спать, есть по команде начальников, приставленных к охране, пище, работе, отдыху и совершенному равенству между всеми». Не будет при этом поводов к стремлению улучшить свое положение или выйти из него. Это было бы самое мрачное рабство без всякой надежды на освобождение. Под властью капиталиста рабочий может, по крайней мере, мечтать сам сделаться капиталистов, что и бывает. О чем же он будет мечтать под игом безымянной и неизбежной деспотической тираний государства-уравнителя, предвидящего все нужды граждан и управляющего всеми их вожделениями? Бурдо находит, что такая организация была бы очень похожа на организацию иезуитов Парагвая. Не будет ли она еще более похожа на организацию негров на плантациях в эпоху рабства?

Как ни ослеплены социалисты своими химерами и как ни убеждены они в могучей силе разных учреждений против экономических законов, наиболее смышленые из них не могли не признать, что огромным препятствием к осуществлению их системы служат те страшные природные неравенства, против которых всякие сетования всегда оказывались бесполезными. Если только не истреблять систематически в каждом поколении всех сколько-нибудь возвышающихся над уровнем самой скромной посредственности, то социальные неравенства, порождаемые неравенством умственным, скоро бы восстановились. Теоретики оспаривают серьезность этого препятствия, уверяя, что, благодаря новой искусственно созданной социальной среде, способности людей очень скоро сравнялись бы, и что личный интерес - этот двигатель человека и источник всякого прогресса до настоящего времени - сделался бы излишним и быстро сменился бы инстинктом любви к ближнему, которая сделала бы человека преданным общим интересам. Нельзя отрицать, что религии, по крайней мере в течение коротких периодов горячей веры вслед за их появлением, достигали некоторых подобных результатов; но они могли обещать своим верующим в награду селения праведных и вечную жизнь, тогда как социалисты не предлагают своим последователям взамен личной свободы ничего, кроме ада рабства и безнадежного унижения.

Уничтожить последствия естественных неравенств в теории очень легко, но никогда не удастся уничтожить сами эти неравенства. Они как старость и смерть - роковая участь человека.

Но когда не выходят из области мечтаний, легко обещать все и, как Прометей Эсхила, «вселять в души смертных слепые надежды». Итак, человек изменится, чтобы приспособиться к новому созданному социалистами обществу. Разъединяющее людей различие между ними исчезнет, и останется только тип среднего человека, так метко определяемый математиком Бертраном: «без страстей и пороков, ни глуп, ни умен, средних мнений, средних воззрений, умирает в среднем возрасте от некоторой средней болезни, которую изобретает статистика».

Предлагаемые социалистами разных толков приемы осуществления их положений, различаясь по форме, преследуют одну и ту же цель. В конце концов они сводятся к возможно быстрому сосредоточению земель и богатств в руках государства, будет ли то достигнуто путем простого указа или огромным повышением пошлин на наследство, при котором фамильные состояния уничтожились бы через небольшое число поколений.

Перечень программ и теорий разных толков социализма не представляет интереса, так как в настоящее время между всеми ими господствует коллективизм, и он один пользуется влиянием, по крайней мере в латинских странах. К тому же большая часть этих толков уже забыта. Так, например, по справедливому замечанию Леона Сэ, «христианский социализм, стоявший во главе движения 1848 года, в настоящее время отходит в последние ряды». Что касает­ся государственного социализма, то только название его изменилось, в сущности же он не что иное, как современный коллективизм.

Относительно христианского социализма справедливо замечают, что во многом он сходится с современными доктринами. Бурдо говорит: «церковь, подобно социализму, не придает никакого значения уму, таланту, изяществу, самобытности, личным дарованиям. Индивидуализм церковь принимает за синоним эгоизма; и то, что она всегда старалась вселить в людях, имел целью и социализм: братство под опекой власти. Та же международная организация, то же отрицание войны, то же понимание страданий и нужд общественных. По мнению Бебеля, папа с высоты Ватикана лучше всего может видеть, как на горизонте собираются грозовые тучи. Папство было бы даже способно сделаться опасным конкурентом для революционного социализма, если бы оно решительно стало во главе мировой демократии».

Программа христианских социалистов весьма мало отличается в настоящее время от программы коллективистов. Но другие социалисты в своей ненависти ко всякой религиозной идее отстраняют христианских социалистов, и если бы когда-либо революционный социализм восторжествовал, то, конечно, эти социалисты оказались бы первыми его жертвами, и никто бы не пожалел об их участи.

Из разных толков социализма, появляющихся и исчезающих чуть не ежедневно, анархизм заслуживает особого упоминания. Социалисты-анархисты в теории как будто примыкают к индивидуализму, так как стремятся предоставить каждому человеку неограниченную свободу, но в действительности их следует рассматривать лишь как нечто вроде крайней левой фракции социализма, так как они также добиваются разрушения современного общественного строя. Их теория характеризуется той прямолинейной простотой, которая составляет основную черту всех социалистических утопий: общество не стоит ничего, разрушим его огнем и мечом. Естественным путем образуется новое, очевидно совершенное, общество. Вследствие каких чудес новое общество могло бы отличаться от предшествующего? Вот чего ни один анархист никогда не сказал. Напротив, вполне очевидно, что если современные цивилизации были бы совершенно уничтожены, то человечество прошло бы вновь все последовательные формы быта: дикость, рабство, варварство и т. д. Непонятно. что выиграли бы при этом анархисты. Допустим немедленное осуществление анархических мечтаний, т. е. расстрел всех буржуа, соединение в одну громадную массу всех капиталов, которыми стал бы пользоваться всякий участник по своему желанию. Каким образом этот капитал стал бы восполняться, когда израсходуется и когда все анархисты временно обратились бы сами в капиталистов?

Как бы то ни было, анархисты и коллективисты представляют единственные толки, пользующиеся теперь влиянием у латинских народов.

Коллективисты считают творцом своих теорий немца Маркса, между тем, они значительно старше. Их находят у древних писателей до мелких подробностей. Не восходя столь далеко, можно заметить вместе с Токвилем, писавшим в середине XIX века, что все социалистические теории пространно изложены в «Code de la Nature», изданном Морелли в 1755 г.

Там вы найдете, вместе со всеми учениями о всемогуществе государства и неограниченности его прав, многие политические теории, которые наиболее пугали Францию в последнее время и которые мы считали зарождающимися как будто бы при нас: общность имуществ, право на труд, безусловное равенство, однообразие во всем, механическая правильность во всех действиях отдельных лиц, тирания регламентаций, полное поглощение личности граждан в социальном строе.

«Ничто в обществе не будет собственностью кого бы то ни было, - гласит первый параграф. - Каждый гражданин будет кормиться, содержаться и получать работу от общества, - говорит второй параграф. - Все продукты будут собираться в общественные магазины и оттуда распределяться между гражданами для удовлетворения их жизненных потребностей. Все дети в возрасте 5 лет будут отниматься от семьи и воспитываться вместе за счет государства вполне однообразно и т. д.»

§ 4. СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЕ ИДЕИ, КАК

И РАЗНЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ У НАРОДОВ,

СУТЬ ПОСЛЕДСТВИЯ СВОЙСТВ ИХ РАСЫ

Идею о расе еще так недавно очень мало понимали; теперь же она все более и более распространяется и принимает господствующее значение во всех наших представлениях - исторических, политических и общественных.

Значение расы, которое можно было бы считать элементарным данным, в настоящее время для многих, однако, остается еще совершенно непонятным. Это мы видим, например, в одной из последних книг Новикова, где он придает расе «малое значение в делах человеческих». Он полагает, что негр легко может сравняться с белым и т. д.

Такие утверждения показывают только, насколько, как выражается сам автор, «в области социологии довольствуются еще звонкими фразами вместо внимательного изучения явлений». Все, что Новикову не понятно, он называет противоречием, и авторы иного мнения причисляются к пессимистам. Такая психология, конечно, столь же легка, сколь и элементарна. Чтобы допустить «малое значение расы в делах человечества», надо совершенно не знать истории Сан-Доминго, Гаити, истории 22 испано-американских республик и истории Северо-Американских Штатов. Не признавать значения расы - значит лишить себя навсегда способности понимать историю.

В одном из наших трудов мы показали, каким образом народы, соединяясь и смешиваясь случайно при эмиграциях и завоеваниях, образовали мало-помалу исторические расы, единственно существующие в настоящее время, так как расы чистые в антропологическом отношении можно встретить только у дикарей. Установив твердо это понятие, мы указали границы изменений признаков этих рас, т. е. каким образом на данной постоянной основе наслаиваются неустойчивые и изменчивые особенности характеров. Мы показали затем, что все элементы цивилизации: язык, искусство, обычаи, учреждения, верования, будучи следствием известного умственного склада, при переходе от одного народа к другому не могут не подвергаться глубоким изменениям. То же относится и к социализму. Он должен подчиниться этому общему закону изменений. Вопреки обманчивым названиям, которые в политике, как в религии и в морали, прикрывают собой совершенно разнородные вещи, одинаковые в этих названиях слова выражают разные политические и социальные понятия, а также и разные слова выражают иногда одни и те же понятия. Некоторые латинские народы живут под монархическим режимом, другие - под республиканским, но при этих политических формах, по названию столь противоположных, политическая роль государства и каждого отдельного человека остается у них одна и та же и представляет собой неизменный идеал расы. Под каким бы именем ни существовало у латинских народов правление, инициатива государства всегда будет преобладающей, а инициатива частных лиц очень слабой. Англосаксы при монархическом или республиканском режиме руководствуются идеалом, совершенно противоположным латинскому. У них роль государства доведена до минимума, тогда как политическая или социальная роль предоставляется, напротив, частной инициативе и доведена до своего максимума.

Из изложенного следует, что наименования и свойства учреждений играют очень ничтожную роль в жизни народов. Понадобится, вероятно, еще несколько веков, чтобы это понятие было усвоено народными массами. А между тем, только тогда, когда массы проникнутся этой идеей, обнаружится с полной очевидностью бесполезность искусственных конструкций и революций. Из всех ошибок, порожденных историей, самая гибельная та, ради которой пролилось без пользы всего больше крови и произведено всего больше разрушений; эта ошибка - мысль, что всякий народ может изменить свои учреждения по своему желанию. Все, что он может сделать - это изменить названия, дать новые имена старым понятиям, представляющим собой естественное развитие долгого прошлого.

Оправдать эти положения можно только примерами. Таких примеров мы привели немало в наших предыдущих трудах, но изучение социализма у разных рас, которому посвящено несколько следующих глав, даст нам еще много других. Мы прежде всего покажем, каким образом появление социализма было подготовлено у данного народа умственным складом его расы и его историей. Мы увидим, что одни и те же социалистические доктрины не могут иметь успеха у других народов, принадлежащих к иным расам.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ПОСЛЕДОВАТЕЛИ СОЦИАЛИЗМА

И ИХ УМСТВЕННЫЙ СКЛАД

§ 1. Классификация последователей социализма. Общая связь между разными категориями социалистов. Необходимость раздельного изучения разных групп последователей социализма.

§ 2. Рабочие классы. Ремесленники и чернорабочие. Различие социалистических представлений у этих классов. Психология парижского рабочего. Его смышленость и дух независимости. Его превосходство над классом чиновников. Беспечный и импульсивный характер этого рабочего. Его художественное чутье. Его консер­ватив­ные инстинкты. Его общительность и отсутствие эгоизма. Наивная простота его политических взглядов. Чем представляется ему правительство? Класс парижских рабочих окажется наиболее неподатливым к восприятию социализма,

§ 3. Правящие классы. Успехи сентиментального социализма в образованных классах. Причины этих успехов. Заразительность примера, влияние страха, скептицизма и равнодушия.

§ 4. Полуученые и доктринеры. Что такое полуученый? В каком случае можно быть одновременно и полуученым и весьма образованным? Полуученый, воспитанный на книгах, всегда останется чуждым окружающей его действительности. Быстрое развитие социализма в среде полуученых. Гибельная роль высших учебных заведений и их питомцев. Доктринеры. Их непонятливость и наивность.

§ 1. КЛАССИФИКАЦИЯ ПОСЛЕДОВАТЕЛЕЙ СОЦИАЛИЗМА

Понятие о социализме охватывает весьма разнообразные теории, и на первый взгляд, очень противоречивые. Армия последователей этих теорий не имеет почти никакой другой взаимной связи, кроме ненависти к существующему порядку вещей и неопределенных стремлений к новому идеалу, который должен улучшить положение и заменить старые верования. Хотя все эти последователи дружно идут к разрушению наследия прошедших времен, но одушевлены они весьма различными чувствами.

Только при отдельном изучении главнейших их групп можно несколько выяснить их психологию и, следовательно, их восприимчивость к новым доктринам.

Социализм, казалось бы на первый взгляд, должен приобрести больше всего последователей в низших слоях народа и особенно среди рабочих. Новая идея является в самой простой и, следовательно, самой общепонятной форме: поменьше работы и побольше наслаждений. Взамен неопределенного заработка, часто нищеты в старости, подчинения фабричным правилам, подчас очень тяжелым, им обещают создать такое обновленное общество, в котором, при новом распределении богатств всемогуществом государства, работа станет отлично оплачиваться и очень облегчится.

Перед такими блестящими и так часто повторяемыми обещаниями, казалось бы, низшие классы не могут колебаться, особенно тогда, когда, имея право посредством всеобщего голосования выбирать законодателей, они держат всю власть в своих руках. Тем не менее они колеблются. То, что наиболее бросается в глаза в настоящее время, это не быстрота распространения пропаганды новых доктрин, а, напротив, относительная его медленность. Нужно изучить, что сейчас мы и сделаем, разные категории приверженцев социализма, чтобы понять это различие влияний его в разных средах.

Мы последовательно рассмотрим с этой точки зрения следующие категории: рабочие классы, правящие классы, класс так называемых полуученых и доктринеров.

§ 2. РАБОЧИЕ КЛАССЫ

Психология рабочих классов, в зависимости от ремесла, места и среды, слишком разнообразна для того, чтобы могла быть изложена подробно. На это потребовалось бы очень долгое и утомительное исследование, требующее большой наблюдательности, почему, вероятно, и не было сделано попыток в этом направлении.

Я ограничусь изучением рабочего класса вполне определенного, а именно парижского. Рабочий класс Парижа я мог изучить с некоторой основательностью. Парижские рабочие представляют особый интерес, так как именно в Париже всегда происходят наши революции. Последние удаются или не удаются в зависимости от того, имеют или не имеют вожаки за собой парижский рабочий класс.

Этот интересный класс содержит в себе, очевидно, много разновидностей; но подобно естествоиспытателю, описывающему общие характерные черты данного рода, присущие всем относящимся к нему видам, мы коснемся лишь характерных свойств, общих большинству наблюдаемых разновидностей.

Существует, однако, одно подразделение, которое необходимо отметить с самого начала, чтобы не соединять вместе элементы слишком различающиеся. В самом деле, в рабочем классе наблюдаются две резко отличающиеся категории, каждая со своей особой психологией: чернорабочие и ремесленники.

Класс чернорабочих - самый низший по умственным способностям, но и самый многочисленный. Он - непосредственный продукт развития машинного производства и растет с каждым днем. Совершенствование машин стремится все к большей автоматичности работы, и, следовательно, уменьшает все более и более степень умственных способностей, необходимую для ее выполнения. Роль фабричного рабочего только и ограничивается тем, чтобы постоянно направлять проход какой-нибудь нитки или проталкивать сквозь зубцы какие-либо металлические пластинки, которые сами складываются, выковываются и чеканятся. Обиходные предметы, например простые фонари для освещения рвов и канав, стоящие всего 5 су, составляются из 50 разных частей, из них каждая выделывается специальным рабочим, который ничего другого и не будет делать в течение всей своей жизни. Такая легкая работа роковым образом и оплачивается плохо, тем более что для ее исполнения имеется много конкурентов, женщин и детей, так же способных на нее. Незнакомый ни с какой другой работой, чернорабочий находится поневоле в полной зависимости от директора фабрики, на которой работает.

Социализм более всего может рассчитывать на чернорабочий класс потому, во-первых, что он наименее умственно развит, а во-вторых - потому что он и менее обеспечен, и поэтому поневоле увлекается всеми доктринами, обещающими улучшить его положение. Этот класс никогда сам не начнет революции, но послушно примкнет ко всякой.

Рядом или, вернее, значительно выше этой категории стоят ремесленники. К ним принадлежат рабочие на постройках, в механических мастерских, занятые промышленными искусствами и в мелкой промышленности: плотники, столяры, цинковщики, литейщики, электротехники, маляры, декораторы, каменщики и т. д. У них каждый день новая работа, представляющая новые затруднения, для преодоления которых нужно размышлять, что способствует умственному развитию.

Эта категория - самая распространенная в Париже; ее, главным образом, я и буду иметь в виду в последующем исследовании. Психология этой категории особенно интересна, так как характер ее вполне определенный, чего нет в большинстве других социальных категорий.

Парижские ремесленники составляют касту, из которой редко кто пытается выйти. Сын рабочего желает, чтобы его сыновья оставались рабочими, мечта крестьянина и мелкого служащего - изменить общественный статус своих сыновей.

Мелкий чиновник презирает ремесленника, но последний относится к первому еще с большим презрением, считает его лентяем, лишенным способностей. Он сознает, что уступает чиновнику в щегольстве одежды, в утонченности манер, но зато считает себя значительно выше в отношении энергии, деятельности и смышлености, что очень часто так и бывает. Ремесленник преуспевает только благодаря своим достоинствам, чиновник - благодаря выслуге лет. Чиновник ничего не представляет вне своей корпорации. Ремесленник - самостоятельная единица, имеющая цену сама по себе. Если ремесленник хорошо знает свое дело, он уверен, что для него найдется работа везде, тогда как чиновник не может иметь такой уверенности; поэтому этот последний всегда дрожит перед своим начальством, которое может лишить его места. Ремесленник, напротив, имеет гораздо больше достоинства и независимости. Чиновник не способен действовать вне узких рамок известных правил, и вся его служба состоит в соблюдении этих правил. Ремесленник, наоборот, каждый день встречается с новыми затруднениями, которые возбуждают в нем предприимчивость и наводят на размышления. Наконец, ремесленник, лучше оплачиваемый, чем чиновник, и не имеющий надобности в одинаковых с ним расходах на внешнюю атрибутику, может вести гораздо более широкую жизнь. Мало-мальски способный ремесленник 25 лет от роду может без затруднений зарабатывать столько, сколько служащий по торговой или административной части может получить лишь через 20 лет службы. Не ремесленник, а чиновник - настоящий современный пария, вот почему последний является всегда ярым социалистом. Но, впрочем, он социалист не особенно опасный: почти не имея возможности бастовать и вступать в синдикаты, постоянно опасаясь потерять место, он принужден скрывать свои мнения.

Психологические особенности, к описанию которых я сейчас приступлю, настолько общи, что могут быть отнесены к большей части парижских ремесленников одной и той же расы. Но к рабочим разных рас эти описания не подойдут в силу того, что влияние расы гораздо сильнее влияния среды. Я покажу в другой части этого труда, насколько отличаются англичане от ирландцев, работающих в одной и той же мастерской, т. е. в одинаковых внешних условиях. То же самое мы легко увидели бы и в Париже, если бы сравнили парижского рабочего с итальянским или немецким, работающими в одних и тех же условиях, т. е. подчиняющимися одинаковым влияниям обстановки. Оставляя в стороне это исследование, мы ограничимся только указанием, что эти влияния расы ясно сказываются на парижских рабочих, пришедших из некоторых провинций, например из округа Лиможа. Многие из указанных ниже психологических черт характера совершенно чужды этим последним. Лиможский рабочий воздержан, терпелив, молчалив, не любит ни шума, ни роскоши. Не посещая ни кабаков, ни театров, он только и мечтает скопить некоторую сумму и вернуться к себе в деревню. Он ограничивается небольшим числом ремесел, тяжелых, но очень хорошо оплачиваемых (например, каменщика), и в этих ремеслах им очень дорожат за его воздержанность и исполнительность.

Установив эти основные начала и эти подразделения, мы рассмотрим теперь психологию парижских рабочих, имея в виду преимущественно ремесленников. Вот самые характерные черты их умственного склада.

Парижский рабочий приближается к первобытным существам по своей легко воспламеняющейся натуре, по своей непредусмотрительности, по неспособности владеть собой и своей привычке руководствоваться только инстинктом минуты; но он одарен художественным и подчас критическим чутьем, весьма утонченным под влиянием среды, в которой он живет. Вне своего ремесла, которое он отлично исполняет, не столько, однако, в отношении точности отделки, сколько в отношении вкуса, он рассуждает мало или плохо и почти недоступен другой логике, кроме логики чувств.

Он любит жаловаться и браниться, но жалобы эти более пассивны, чем активны. В сущности он очень консервативен, большой домосед и не терпит перемен. Безразлично относясь к политическим доктринам, он всегда легко подчинялся всякому режиму, лишь бы во главе его стояли люди, имеющие престиж. Генеральский мундир всегда возбуждает в нем некоторое почтительное волнение, которому он почти не может противиться. Он легко поддается фразам и престижу, а отнюдь не доводам разума.

Он очень общителен, ищет компании товарищей и только для того и посещает винные лавки - настоящие народные клубы. Не потребность в спирте привлекает его туда, как многие думают. Вино только предлог, который, конечно, может обратиться и в привычку, но собственно не вино притягивает рабочего в кабак.

Если он уходит в кабак от семьи, как буржуа в клуб, то это происходит от того, что домашняя обстановка не имеет ничего особенно притягательного. Жена рабочего, или, как он ее называет, хозяйка, обладает несомненными качествами: она бережлива и предусмотрительна, но ничем другим не интересуется, кроме своих детей, ценами на продукты и покупками. Совершенно недоступная общим идеям и страстным рассуждениям, она принимает участие в них только тогда, когда кошелек и буфет пусты. Она, конечно, уже никогда не подала бы голос за стачку только из принципа.

Частые посещения винных лавок, театров, общественных собраний парижским рабочим вызываются его потребностью в возбуждении, общительности, в волнении и упоении фразами и шумными спорами. Разумеется, по мнению моралистов, он поступил бы лучше, оставаясь благоразумно дома. Но для этого ему нужно было бы иметь вместо своего умственного склада рабочего мозг моралиста.

Политические идеи иногда захватывают рабочего, но он почти никогда ими не проникается. Он способен на один миг стать бунтовщиком, дойти до неистовства, но никогда не может обратиться в фанатика идеи. Он слишком легко поддается минутному увлечению, чтобы какая-либо идея могла укорениться в нем. Его неприязнь к буржуа сеть чаще всего неглубокое напускное чувство, происходящее просто от того, что буржуа богаче его и лучше одет.

Надо очень мало знать парижского ремесленника, чтобы предполагать в нем способность горячо преследовать осуществление какого-либо идеала, социального или другого. Идеал у рабочего если и бывает, то менее всего революционный, менее всего социалистический и самый что ни на есть буржуазный: всегда маленький домик в деревне, с условием, чтобы он был неподалеку от винной лавки.

Он очень доверчив и великодушен. Он очень охотно, и нередко стесняя себя во многом, дает у себя приют своим товарищам в затруднительном положении и постоянно оказывает им множество мелких услуг, каких светские люди при тех же обстоятельствах никогда не оказали бы друг другу. Он не имеет никакого эгоизма и в этом отношении стоит значительно выше чиновника и буржуа, эгоизм которых, напротив, очень развит. С этой точки зрения он заслуживает симпатии, которой буржуа не всегда достоин. Развитие эгоизма в высших классах, как надо полагать, есть непременное следствие их состоятельности и культуры и, притом, пропорциональное этим данным. Только бедняк действительно готов всегда подать руку помощи, так как только он может действительно чувствовать, что такое нищета.

Это отсутствие эгоизма, при той легкости, с какою рабочий готов восторгаться личностями, успевшими его очаровать, придает ему способность жертвовать собой если не ради торжества какой-либо идеи, то, по крайней мере, ради вожаков какого-либо движения, сумевших завоевать его сердце. Свежая еще в памяти затея Буланже дает поучительный в этом смысле пример.

Парижский рабочий охотно подсмеивается над религией, но в душе чувствует к ней бессознательное почтение. Его насмешки никогда не относятся к самой религии как верованию, а только к духовенству, которое он считает как бы частью правительства. Свадьбы и похороны без участия церкви редки в парижском классе рабочих. Брак, заключенный только в мэрии, не удовлетворяет его. Его религиозные инстинкты, склонность подчиняться каким бы то ни было верованиям, политическим, религиозным или социальным, трудно искоренимы. Такая склонность когда-нибудь послужит залогом успеха социализма, который в сущности не что иное, как новый символ веры. Если пропаганда социализма среди рабочих удастся, то отнюдь не потому, как думают теоретики, что рабочие удовлетворятся его обещаниями, а под влиянием бескорыстной преданности, которую проповедники социализма сумеют в них возбудить.

Политические понятия у рабочих - самые простые и крайне наивные. Правительство для него - это таинственная неограниченная власть, которая по произволу может повышать или понижать заработную плату, но вообще враждебная рабочим и благоприятствующая хозяевам. Всякие свои невзгоды рабочий считает непременным следствием ошибок правительства, и потому легко соглашается на его смену. Впрочем, он очень мало заботится о том, какого собственно рода и устройства это правительство, признавая только, что оно вообще необходимо. По его мнению, то правительство хорошо, которое покровительствует рабочим, способствует повышению заработной платы и притесняет хозяев. Если рабочий проявляет симпатию к социализму, то только потому, что видит в нем правительство, которое повысило бы заработок, сократив число рабочих часов. Если бы он мог себе представить, какой системе регламентации и надзора социалисты предполагают подчинить его в том обществе, о котором он мечтает, он тотчас же сделался бы непримиримым врагом новых доктрин.

Теоретики социализма полагают, что хорошо знают душу рабочих классов, а в действительности они очень мало ее понимают. Они воображают, что вся сила убедительности заключается в аргументации и в рассуждениях. В действительности же, ее источники совсем иные. Что остается в душе народа от всех их речей? Поистине, очень мало. Если умело расспросить рабочего, считающего себя социалистом, и оставить при этом в стороне избитые, искусственные фразы, банальные, машинально повторяемые им проклятия капиталу, то обнаружится, что социалистические идеи рабочего представляют собой какую-то неопределенную мечту, очень похожую на мечты первых христиан. В далеком будущем, слишком далеком для того, чтобы произвести на него достаточно сильное впечатление, ему мерещится наступление царства бедных, бедных материально и духовно, царства, из которого тщательно будут исключены богатые, богатые деньгами или умственными способностями.

Какими средствами эта отдаленная мечта может осуществиться - рабочие о том вовсе не думают. Теоретики, очень мало понимая их душу, не подозревают, что социализм, когда он захочет перейти от теории к практике, именно в народных слоях встретит самых неотразимых врагов. Рабочие и еще более крестьяне, имеют столь же развитую, как и у буржуа, склонность к собственности. Они очень желают увеличить свое имущество, но с тем, чтобы самим по своему желанию распоряжаться плодами своего труда, а не предоставлять это какой-нибудь общественной организации, даже если бы эта организация обязывалась удовлетворять все потребности своих членов. Это чувство сложилось веками и всегда встанет несокрушимой стеной перед всякой серьезной попыткой коллективизма.

Несмотря на буйный, порывистый нрав рабочего, готового всегда примкнуть к зачинщикам революции, он очень привязан к старине, большой консерватор, он очень самовластен и деспотичен. Он.всегда приветствовал тех, кто разрушал алтари и троны, но еще одушевленнее приветствовал тех, кто их восстанавливал. Когда случай делает его хозяином какого-либо предприятия, он держит себя, как неограниченный монарх, значительно более тяжелый для своих бывших товарищей, чем хозяин буржуа. Генерал дю Барайль описывает следующим образом психологию рабочего, переселившегося в Алжир, чтобы сделаться там колонистом, роль которого попросту заключается в принуждении туземцев работать из-под палки: «он проявлял все инстинкты феодальных времен; выйдя из мастерских большого города, он говорил и рассуждал, как сподвижники Пипина Короткого или Карла Великого или как рыцари Вильгельма Завоевателя, которые выкраивали себе обширные поместья во владениях завоеванных народов».

Всегда насмешливый, подчас остроумный, парижский рабочий ловко схватывает комическую сторону вещей и в политических событиях преимущественно ценит забавную сторону или слишком резкие проявления какого-либо события. Его очень забавляют нападки депутата или журналиста на какого-либо министра, но мнения, защищаемые министром и его противниками, мало интересуют рабочего. Споры с перебранками его занимают, как спектакль в Амбигю. К рассуждениям с разными доводами он совершенно равнодушен.

Этот характерный склад ума проявляется также в приемах и манере споров у рабочего, и их можно наблюдать в политических народных собраниях. Он всегда разбирает не значения данного мнения, а только достоинства того, кто это мнение излагает. Его может увлечь только личный престиж оратора, а не рассуждения его. Он не нападает, собственно, на мнения оратора, который ему не нравится, а набрасывается исключительно на самую личность оратора. Честность противника в споре сейчас же подвергается сомнению, и этот противник должен считать себя счастливым, если его просто обзывают негодяем и, кроме брани, он не получит в голову чего-либо другого. Споры в политических собраниях, как известно, неизменно сводятся к диким перебранкам и потасовкам. Это, впрочем, порок расы, а не исключительно рабочего класса. Многие не могут слушать человека, высказывающего несогласное с их взглядами мнение, и не оставаться внутренне убежденным, что он круглый идиот или гнусный злодей. Понимание чужих идей было всегда недоступно для людей латинской расы.

Импульсивный, беззаботный, подвижный и буйный характер парижских рабочих всегда им мешал вступать в сообщества, как делают то английские рабочие при больших предприятиях. Эта упорная неспособность делает их беспомощными при отсутствии общего над ними руководительства и в силу только этого обрекает их на вечную опеку. Они ощущают неисцелимую потребность иметь над собой руководителя, которого они могли бы беспрестанно делать ответственным за все, что с ними случается. И в этом опять видна особенность расы.

Единственным вполне осязаемым результатом социалистической пропаганды в рабочих классах явилось распространение среди них того мнения, что они эксплуатируются своими хозяевами и что с переменой правительства их заработок увеличится одновременно со значительным сокращением работы. Консервативные инстинкты большинства из них препятствуют им, однако, вполне согласиться с этим мнением. На выборах в палату депутатов в 1893 году на 10 миллионов избирателей только 556.000 голосовали за депутатов-социалистов, и таковых оказалось только 49. Такой маленький процент, увеличившийся только, по-видимому, на выборах в 1898 году, показывает, как прочны консервативные инстинкты рабочего класса.

Есть, впрочем, основная причина, которая будет чрезвычайно препятствовать распространению социалистических идей (по крайней мере, у парижских рабочих). Число мелких собственников и мелких акционеров среди рабочего класса имеет повсюду наклонность возрастать. Как бы ни был мал домик, как бы ни была незначительна акция или даже часть акции, они преобразовывают своего владельца в расчетливого капиталиста и изумительно развивают его инстинкты собственности. Как только рабочий обзаведется семьей, домашним очагом и сделает некоторые сбережения, он тотчас же делается упорным консерватором. Социалист и особенно социалист-анархист чаще всего холост, без домашнего очага, без семьи и без средств, т. е. кочевник, а кочевник всегда, во все эпохи истории, был необузданным варваром. Когда экономическая эволюция обратит рабочего в собственника хотя бы самой небольшой части той фабрики, на которой он работает, его понятия об отношении между капиталом и трудом изменятся в корне. Доказательством тому могут служить некоторые фабрики, где такое преобразование уже сделано, а также и сам склад ума крестьянина. Крестьянину вообще живется значительно тяжелее, чем городскому рабочему, но крестьянин в большинстве случаев владеет пашней и уже по этой простой причине почти никогда не бывает социалистом. Он бывает им только тогда, когда в его неразвитой голове зародится мысль о возможности поживиться пашней соседа, не уступая, разумеется, своей.

На основании изложенного можно сказать, что парижские рабочие, на который так много рассчитывают социалисты, окажется именно менее всего восприимчивым к социализму. Пропаганда социалистов возбудила разные вожделения и ненависть, но новые доктрины неглубоко запали в душу народа. Весьма возможно, что вследствие какого-либо из тех событий, за которые рабочий всегда делает ответственным правительство, например, продолжительная безработица или иностранная конкуренция, ведущая к понижению заработной платы, социалистам удастся вербовать в ряды революции рабочих, но эти же самые рабочие живо пристанут к цезарю, который явится, чтобы подавить эту революцию.

§ 3. ПРАВЯЩИЕ КЛАССЫ

«Много содействует успеху социализма, - как пишет де Лавелей (de Laveleye), - то обстоятельство, что он понемногу охватывает образованные классы».

Причины тому, как думаем мы, различны: заразительность модных вероучений, страх, потом - равнодушие.

«Большая часть буржуазии, - пишет Гарофало, - хотя и смотрит с некоторой боязнью на социалистическое движение, думает, что теперь это движение уже неотразимо и неизбежно. В том числе есть чистосердечные натуры, наивно влюбленные в идеал социалистов и видящие в нем стремление к царству справедливости и всеобщему счастью».

Это не что иное, как выражение поверхностного, неразумного чувства, воспринятого, как нечто заразительное. Принимать политическое или социальное воззрение только тогда, когда, по зрелом размышлении, оно оказывается соответствующим действительности, есть такой умственный процесс, к какому, по-видимому, не способно большинство латинских умов. Если бы мы при этом проявляли хотя бы незначительную часть того здравого смысла и обдуманности, какими пользуются последний лавочник при заключении торговых сделок, то мы не были бы, как теперь, в вопросах политики и религии под властью моды, обстановки, чувств, и, следовательно, не блуждали бы по воле событий и мнений, господствующих в данный момент.

Эти модные мнения составляют одну из главных причин принятия или непринятия доктрин. Для громадного большинства людей нет других причин. Страх перед мнением глупцов представлял собой всегда один из важных факторов истории.

В настоящее время социалистические стремления значительно более распространены среди буржуазии, чем в народе. Они распространяются в ней с особой быстротой в силу простой заразительности. Философы, литераторы и артисты покорно примыкают к движению и деятельно содействуют его распространению, ничего, впрочем, в нем не понимая.

«Скажем без преувеличения, - пишет Бурдо, - что в палате из 50 депутатов-социалистов найдется, пожалуй, дюжина знающих в точности, что они понимают под словом «социализм», и способных объяснить это толково. Даже те, которые принадлежат к сектам, возникшим под влиянием разных теорий, упрекают друг друга в невежестве... Большая часть социалистов, даже среди вожаков, - социалисты по инстинкту; социализм для них есть энергичная формула выражения недовольства и возмущения».

Театр, книги, картины все более и более пропитываются чувствительным, слезливым и смутным социализмом, вполне напоминающим гуманитаризм правящих классов времен революции. Гильотина не замедлила им показать, что в борьбе за жизнь нельзя отказываться от самозащиты, не отказываясь вместе с тем и от самой жизни. Историк будущего, видя всю легкость, с какой высшие классы в настоящее время все более и более выпускают из рук оружие, с полным презрением отметит их прискорбную недальновидность и не пожалеет их.

Еще один двигатель социализма в среде буржуазии - это страх. «Буржуазия, - пишет только что упомянутый мною автор, - страшится; нерешительная, она идет ощупью и надеется спастись посредством уступок, забывая, что это как раз один из безумейших приемов политики и что нерешительность, мировые сделки, желание угодить всем суть недостатки характера, за которые, в силу вечной несправедливости, мир всегда жестоко наказывал, сильнее, чем за преступления».

Последнее из чувств, о котором я говорил, равнодушие, если и не содействует прямо распространению социализма, то облегчает его, мешая бороться с ним. Скептическое равнодушие или, как говорят, «наплевательство» есть серьезная болезнь современной буржуазии. Когда воззвания и нападки возрастающего меньшинства, горячо добивающегося осуществления какого-нибудь идеала, встречают на пути только равнодушие, можно быть уверенным, что торжество такого меньшинства близко. Кто злейший враг общества - тот ли, кто на него нападает, или тот, кто даже не дает себе труда его защищать?

§ 4. ПОЛУУЧЕНЫЕ И ДОКТРИНЕРЫ

Полуучеными я называю тех, кто не имеет других знаний, кроме книжных, и, следовательно, не имеет никакого понятия о действительной жизни. Они - продукт наших университетов и школ, этих жалких «фабрик вырождения», с гибельной деятельностью которых нас познакомил Тэн и многие другие. Профессор, ученый, студент нередко многие годы и очень часто на всю жизнь остаются полуучеными. Молодой англичанин, молодой американец, который уже 18-ти лет от роду объездил свет, познакомился с технической деятельностью и умеет обходиться сам собою, - не полуученый и никогда не будет неудачником. Он может быть очень мало сведущ в греческом и латинском языках или в теоретических науках, но он выучился рассчитывать только на самого себя и руководить собой. Он владеет той дисциплиной ума, той привычкой размышлять и рассуждать, каких никогда не давало одно чтение книг.

Самые опасные последователи социализма и иногда даже самые злые анархисты набираются именно в беспорядочной толпе полуученых, в особенности из окончивших курс лицеев, не нашедших себе дела бакалавров, сетующих на свою участь учителей, оставшихся без казенных мест, университетских профессоров, считающих свои научные заслуги непризнанными. Последний казненный в Париже анархист был кандидат на поступление в политехническую школу, не нашедший никакого приложения своим бесполезным поверхностным знаниям, и вследствие того ставший врагом общества, не сумевшего оценить его достоинства, естественно жаждавший заменить это общество новым, среди которого выдающиеся способности, какие он признавал в себе, найдут свое применение. Недовольный полуученый - самый злостный из всех недовольных. Недовольство это и порождает частое проявление социализма среди некоторых кругов, например, среди народных учителей, поголовно считающих себя недостаточно оцененными.

Быть может, среди учителей начальных школ и особенно профессоров высших учебных заведений социализм наиболее всего находит приверженцев. Глава французских социалистов - бывший профессор. В газетах оттенили тот поражающий факт, что желание этого профессора-социалиста читать в Сорбонне курс о коллективизме было поддержано 16 профессорами против 37.

Роль, какую играет в настоящее время этот класс полуученых в латинских странах в отношении развития социализма, становится крайне опасной для общества, среди которого они живут.

Совершенно чуждые всякой действительности, они, вследствие этого, не способны понять искусственные, но необходимые условия для возможности существования общества. Общество, управляемое ареопагом профессоров, как мечтал о том Огюст Конт, не продержалось бы и шести месяцев. В вопросах, имеющих общий интерес, мнение специалистов в области литературы или науки отнюдь не более, а, весьма часто, гораздо менее ценно, чем мнение невежд, если этими последними являются крестьяне или рабочие, по своей профессии соприкасающиеся с действительностью жизни. Я уже настаивал на этом положении, которое представляет собой наиболее серьезный довод в пользу всеобщей подачи голосов. Очень часто со стороны толпы и редко со стороны специалистов проявляются политический ум, патриотизм и чувство необходимости защищать общественные интересы.

Толпа часто соединяет в себе дух своей расы и понимание ее интересов. Она в высокой степени способна к самоотверженности, к жертвам, что, впрочем, не мешает ей быть иногда бесконечно ограниченной, хвастливой, свирепой и готовой всегда поддаться обольщению самых пошлых шарлатанов. Толпой, без сомнения, управляет инстинкт, а не разум, но разве бессознательные поступки не бывают очень часто более высокими, чем сознательные?

Безотчетные машинальные действия нашей физической жизни и громадное большинство таких же действий нашей духовной жизни по отношению к действиям сознательным представляют собой такую же громаду, как водяная масса всего океана относительно волн на его поверхности. Если бы непрерывное течение этих бессознательных действий остановилось, человек не мог бы прожить и одного дня. Бессознательные элементы нашей психики представляют собой просто наследие всех приспособлений, созданных длинным рядом наших предков. В этом-то наследии и сказываются расовые чувства, инстинкт своих потребностей, которому полунаука очень часто дает ложное направление.

Неудачники, непонятые, адвокаты без практики, писатели без читателей, аптекари и доктора без пациентов, плохо оплачиваемые преподаватели, обладатели разных дипломов, не нашедшие занятий, служащие, признанные хозяевами негодными, и т. д. - суть естественные последователи социализма. В действительности они мало интересуются собственно доктринами. Все, о чем они мечтают, это создать путем насилия общество, в котором они были бы хозяевами. Их крики о равенстве и равноправии нисколько не мешают им с презрением относиться к черни, не получившей, как они, книжного образования. Они считают себя значительно выше рабочего, тогда как в действительности, при своем чрезмерном эгоизме и малой практичности, они стоят гораздо ниже рабочего. Если бы они сделались хозяевами положения, то их самовластие не уступило бы самовластию Марата, Сен-Жюста или Робеспьера - этих типичных образцов непонятых полуученых. Надежда сделаться тиранами в свою очередь, после долгой неизвестности, пережитых унижений, должна была создать изрядное число приверженцев социализму.

Чаще всего именно к этой категории полуученых и принадлежат доктринеры, сочиняющие в ядовитых произведениях печати теории, которые подхватываются и пропагандируются наивными последователями. Они как будто идут во главе своих солдат, а на самом деле только следуют за ними. Их влияние больше кажущееся, чем действительное: они, в сущности, только облекают в шумные, бранные фразы стремления, не ими созданные, и придают им такую догматическую форму, которая дает возможность главарям на них опираться. Их книги становятся иногда какими-то священными; их никто никогда не читает, но из них можно приводить, как доказательство, заглавия или обрывки фраз, воспроизводимых в специальных журналах. Неясность их сочинений составляет, впрочем, главное условие их успеха. Как Библия для протестантских пасторов, сочинения эти для тех, кто верит, представляются как бы прорицательными книгами, которые стоит только открыть наудачу, чтобы найти там решение любого вопроса.

Итак, доктринер может быть очень сведущ, но это ничуть не мешает ему оставаться крайне наивным и лишенным здравых понятий, и вместе с тем очень часто недовольным и завистливым. Заинтересованный только одной стороной вопросов, ум его остается чуждым ходу событий и их последствиям. Он не способен понять сложность социальных явлений, экономические законы, влияние наследственности и страстей, которые управляют людьми. Руководствуясь только книжной и элементарной логикой, он легко верит, что его мечтания могут изменить ход развития человечества и управлять его судьбой.

Больше всего он верит в то, что общество должно так или иначе измениться в его пользу. Что действительно его заботит - это не осуществление социалистических доктрин, а водворение во власти самих социалистов. Ни в какой религии не было так много веры в народных массах и так мало ее у большинства главарей.

Разглагольствования всех этих шумных доктринеров очень туман­ны; их идеал будущего общества очень химеричен; но что уже совсем не химерично - это их страшная ненависть к современному обществу и их горячее желание разрушить его. Но если революционеры всех времен были бессильны что-нибудь создать, им было не очень трудно разрушать. Ребенок может легко сжечь сокровища ис­кусства, для накопления которых потребовались целые века. Таким образом, влияние доктринеров может вызвать революцию победоносную и разрушительную, но дальше этого оно не может идти. Неискоренимая потребность быть под чьим-либо управлением, кото­рую всегда проявляла народная толпа, привела бы быстро всех этих новаторов под власть какого-либо деспота, которого, впрочем, они же первые стали бы восторженно приветствовать, как доказывает то наша история. Революции не могут изменить дух народа; вот почему они никогда ничего не порождали, кроме полных иронии изменений в словах и поверхностных преобразований. И, однако, из-за таких-то ничтожных перемен человечество столько раз было потрясено и, без сомнения, будет и впредь подвергаться тому же.

I. СОЦИАЛИЗМ: ВОПРОСЫ ТЕОРИИ

Первые три статьи - А.Бутенко, Н.Лимнатиса, В.Семенова, - публикуемые в данной рубрике продолжают дискуссию об уроках кризиса социализма, его прошлом и будущем, начатую статьями А.Бузгалина и М.Грецкого (Альтернативы, 1994, № 2) и продолженную в публикациях П.Абовина-Егидеса и Б.Славина (Альтернативы, 1995, № 1), А.Шаффа, и Т.Крауса, (Альтернативы, 1995, № 2), О.Смолина и Э.Мандела (Альтернативы, 1995, № 3), Р. Медведева, Д.Котца, Пабло (Альтернативы, 1995, № 4).

СОЦИАЛИЗМ СЕГОДНЯ: ОПЫТ И НОВАЯ ТЕОРИЯ

Анатолий Бутенко

Нет ничего удивительного в том, что после всего случившегося в Советском Союзе и других странах "реального социализма", после массированной пропаганды, направленной на дискредитацию как коммунистов, так и социалистов, в мире широко распространилось мнение, что социалистический идеал - это несбыточная мечта фантазеров и фанатиков, подобных Марксу и Ленину. Поскольку в бывшем "социалистическом мире" вопрос о судьбе марксизма- ленинизма и социализма часто отождествляют (что не верно!), я и остановлюсь на этих связанных, но все же не тождественных вопросах.

I. Марксизм-ленинизм как мессианская идеология сталинского тоталитаризма

Сегодня всюду не мало тех, кто, наблюдая за событиями 1989 года в Восточной Европе, за упразднением и развалом Советского Союза с конца 1991 года, а также за всем тем, что происходит в бывших "странах социализма", склонен считать, что взгляды Маркса и Ленина не выдержали экзамен истории, что марксистский социализм как идеология рабочего класса, трудящихся потерпел поражение.

Все это было бы так, если бы здесь и на самом деле пал социализм, а не тоталитарный строй, хотя и в этом случае нужны многие пояснения, касающиеся прежде всего соотношения взглядов Маркса и Ленина с содержанием "марксизма-ленинизма". Как известно, понятие "марксизм" появилось еще при жизни Маркса, что не раз вынуждало его отчитывать недобросовестных интерпретаторов, заявлять, что, если следовать их пониманию "марксизма", то он - Маркс - не марксист. Понятие "ленинизм" появилось уже после смерти Ленина, а двуглавое понятие "марксизм-ленинизм" широко вошло в обиход, когда уже ни Маркса, ни Ленина не было в живых, а потому их согласием или несогласием с таким использованием их имени мы не располагаем. И тем не менее под влиянием многолетней пропаганды и у нас в стране (в России) и за рубежом многие политики, историки и политологи до сих пор отождествляют "марксизм-ленинизм", словосочетание, появившееся в 20-е годы XX века, со взглядами Маркса и Ленина.

Это как раз та принципиальная ошибка, которая закрывает путь к верному пониманию многих событий.

А. Бутенко - доктор философских наук, профессор политологии МГУ. Настоящая статья продолжает тему, начатую статьями А.Бузгалина "Социализм: уроки кризиса" и М.Грецкого "Был ли социализм?". См. "Альтернативы, 1994, № 2(5).

Дело в том, что "марксизм-ленинизм" - совсем не то, что говорили о нем многие коммунисты: это - вовсе не совокупность взглядов Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ленина, а особый идеологический продукт, слепленный И.Сталиным и его окружением из мыслей и высказываний названных идеологов, причем созданный Сталиным для своих целей - для теоретического обоснования узурпации политической власти и для воплощения в жизнь социального идеала партийно-государственной бюрократии - ее казарменного псевдосоциализма, опирающегося на тупиковую мобилизационную экономику. Именно в этом качестве "марксизм- ленинизм" утвердился и существовал как важнейший элемент сталинских порядков, как мессианская моноидеология сталинского тоталитаризма.

В качестве самостоятельного учения, выдающего себя за систематизацию взглядов Маркса и Ленина, но на самом деле грубо фальсифицирующего их воззрения, марксизм-ленинизм стал вырабатываться и формулироваться И.Сталиным после смерти В.Ленина в 1924 году. Уже в конце 20-х - начале 30-х годов марксизм-ленинизм утверждается в качестве официальной идеологии ВКП(б) и советского общества, как взаимосвязанная система "общественных наук" (марксистско-ленинская философия, политическая экономия, научный коммунизм), лежащая в основе всей организации народного образования и воспитания. Вновь родившееся идеологическое создание - "марксизм-ленинизм" - начало свою жизнь, вступив на свой в первые годы весьма не простой и не легкий, но затем все более облегчаемый власть имущими довольно своеобразный исторический путь.

Характеризуя суть "марксизма-ленинизма" и путь его создания, известный российский экономист Г.Лисичкин писал: "Марксизм- ленинизм - это самостоятельное учение систематизированное Сталиным в основном в сборнике "Вопросы ленинизма". Он издавался одиннадцать раз. Последний - в 1952 году, за год до смерти автора. Одиннадцать залпов было выпущено по учению Ленина, причем разрывными пулями. Разрывались его черты на части, склеивались по нужной Сталину логике, с добавкой компонентов особого свойства, и на вновь созданном продукте ставилось не авторское клеймо - сталинизм, а фальшивый ярлык, утверждавший, что он - продукт этот - создан великими мастерами" 1 .

Понимал ли кто-нибудь из современников этого процесса суть фальсификаторской работы И.Сталина и его подручных, сознавалась ли с самого начала действительная природа создававшегося им "марксизма-ленинизма"?

Если обратиться к реальной, а не вымышленной И.Сталиным истории внутрипартийных дискуссий как в 20-е, так и в 30-е годы, то не трудно убедиться в том, что в значительной мере, а порой и главным образом речь шла в этих дискуссиях о том, как следует понимать взгляды Маркса и Ленина применительно к условиям того времени, как творчески использовать идеологию рабочего класса и всех трудящихся в ходе избранного народом пути к социализму.

И.Сталин, сурово расправляясь с инакомыслящими, не соглашаясь с ними, шаг за шагом навязывал партии, народу, коммунистическому движению сталинизм - свою сталинскую концепцию казарменного псевдосоциализма с его тупиковой мобилизационной экономикой, выдавая их за результат творческого развития марксизма-ленинизма в целом, марксистской концепции социализма в особенности. Эту суть происходившего не только понимали многие, но вполне можно утверждать, что вся ленинская гвардия так или иначе вела борьбу против сталинских фальсификаций и подмен.

Более того, делались глубокие обобщения по поводу того, кому нужен сталинский "марксизм-ленинизм", чьи интересы он выражает, какую общественную функцию выполняет. Одно из таких обобщений сделал уже в начале 30-х годов Л.Троцкий. Он публично заявлял, что речь идет вовсе не о случайном, частном, спорадическом, а о глубоко детерминированном процессе создания идеологии новой правящей социальной силы - бюрократии. "Дело шло о глубоком политическом процессе, - писал Л.Троцкий в предисловии своей книги "Сталинская школа фальсификаций", - имеющем свои социальные корни. Как американские буржуа, ведущие нередко свое происхождение от британских каторжников, испытывают, поcле известного числа миллионов, потребность создать себе почтенную родословную, по возможности восходящую к шотландским королям, так поднявшаяся над революционным классом бюрократия не могла по мере упрочения своих самостоятельных позиций, не испытывать потребности в такой идеологии, которая оправдывала бы ее исключительное положение и страховала бы ее от недовольства снизу. Этим объясняется тот гигантский размах, который получила перекройка, перелицовка и прямая переделка еще совсем свежего революционного прошлого" 2 . Вот из этой перекройки революционного прошлого и революционной идеологии - взглядов Маркса, Энгельса и Ленина как раз и создавался "марксизм-ленинизм". Разумеется, это делалось не в один присест и с использованием всех возможностей правящей партии и государственной власти.

Как же в действительности относился сталинский "марксизм- ленинизм" к взглядам К.Маркса и В.Ленина, чьими именами он спекулирует? Как он относится к рабочему классу, чьей идеологией себя называет?

Клянясь в верности идейному знамени Маркса и Ленина, во многом исходя из их текстов, официально принятый, сталинский марксизм- ленинизм имел весьма непростое отношение со своими идейными источниками - взглядами Маркса и Ленина: что-то в них замалчивалось, что-то искажалось, что-то отвергалось или запрещалось, а что-то раздувалось, но всегда это делалось так, как это было необходимо для сталинизма, для упрочения его собственной теории и практики, для узурпации номенклатурой как политической власти, так и собственности. Например, таким путем исчезла принципиальная для Маркса разница между эксплуатацией и угнетением, между обобществлением и огосударствлением, между собственностью и владением, что было весьма важно для господства бюрократии. Перестал существовать азиатский способ производства, опасный своим сходством со сталинским производством. Возникло учение о пяти общественно-экономических формациях как якобы общеобязательных для всех стран и регионов, приписанное Марксу, который прямо-таки протестовал против превращения его учения "в историко-философскую теорию о всеобщем пути, по которому роковым образом обречены идти все народы, каковы бы ни были исторические условия, в каких они оказываются" 3 . Такое толкование своего учения К.Маркс считал одновременно слишком лестным и слишком постыдным для себя 4 . Но, пожалуй, главной фальсификации подверглась проблема социализма и частной собственности.

К.Маркс и Ф.Энгельс никогда не стояли на позициях "зряшного" отрицания частной собственности социализмом. И.Сталин сделал все, чтобы скрыть эту позицию и сумел осуществить задуманное. Многие (а не только И.Сталин) часто ссылаются на тезис"Манифеста Коммунистической партии", который звучит так: "Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности" 5 . Однако это положение, ставшее альфой и омегой сталинского псевдосоциализма, Марксу и Энгельсу не принадлежит. В авторском тексте этого произведения здесь нет ни слова "уничтожение" (Das Vernichten), ни слова "разрушение" (Die Zerstőrung), а употреблено немецкое слово Das Aufheben, всегда переводившееся в марксизме как "снятие", предполагающее диалектическое, а не "зряшное" отрицание. Как это следует понимать? Это означает такое преобразование частной собственности, которое снимает данное явление только при определенных условиях - при полной зрелости производительных сил и всего общества, - и по определенным правилам: с удержанием положительного и последующим возобновлением по-новому на новом уровне.

Воспользовавшись некачественным (в этом конкретном случае) переводом работы, И.Сталин внедрил в нашей стране и повсюду ложь, согласно которой марксистский социализм несовместим с частной собственностью, требует не диалектического снятия ее, а уничтожения. Тем самым были перечеркнуты и фальсифицированы важнейшие положения "Капитала" и других марксистских работ, отстаивавшие взгляды, согласно которым преждевременное и "зряшное" отрицание частной собственности ведет к "казарменному коммунизму" как первой фазе примитивного псевдонового политического (деспотического или демократического) общества, могущего появиться там, где для действительного социализма еще нет ни объективных, ни субъективных предпосылок, когда частную собственность упраздняет общество, еще не имеющее условий, чтобы сделать это достойным образом. В результате возникает устройство, внешне коллективистское, но на деле пронизанное все теми же частнособственническими принципами и прежними отношениями. "Этот коммунизм, - писал К.Маркс, - отрицающий повсюду личность человека есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием" 6 . Именно в этом повсеместном, всеобщем отрицании личности человека, в глумлении над личностью и проявилась суть казарменного псевдосоциализма. Низкий уровень экономического развития, ставший здесь исходным пунктом обобществления, проявил себя во всех сторонах общественной жизни; характеризует он и человека этого общества, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже не дорос до нее" 7 , ибо над ним "господство" "вещественной" собственности... так велико, что он стремится уничтожить все то, чем на правах частной собственности не могут владеть все". Именно в этой связи "он хочет насильственно абстрагироваться от таланта и т.д.", проповедуя уравниловку и нивелируя всех. Другими словами, это - идеология и психология людей, находящихся во власти зависти, а сама эта "всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту открытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет" 8 . Когда читаешь эти слова, то кажется, будто Маркс делал свои зарисовки прямо с реальностей казарменного псевдосоциализма, созданного бюрократией и господствовавшего в странах "реального социализма". Однако не только эти предупреждения К.Маркса были преданы забвению, был отринут и тезис об отрицании отрицания частной собственности, что, по Марксу: ведет к возобновлению индивидуальных форм собственности уже на новой основе. Нет надобности доказывать, как сталинские фальсификации катастрофически сказались на судьбах марксистского социализма.

Не останавливаясь специально на сталинских фальсификациях взглядов В.И.Ленина (а их гораздо больше, чем извращений взглядов К.Маркса и Ф.Энгельса), остановимся только на двух комплексах вопросов, где фальсификации Сталина так и остались не разоблаченными.

Первый комплекс вопросов связан с оценкой характера Октябрьского переворота. Ленин в отличие от Сталина исходил из того, что Россия по уровню своего развития не готова для социалистической революции и "введения социализма", а потому, зовя на апрельской конференции после буржуазной февральско-мартовской революции к новому, "второму" этапу революции (чем и стал Октябрьский переворот), Ленин не соглашался с Каменевым, что это будет "перерождение" буржуазной революции в социалистическую, прямо предупреждал против введения социализма и в отличие от Сталина никогда не называл совершившийся Октябрьский переворот "классической социалистической революцией". Он называл ее не пролетарской, не социалистической, а "рабоче-крестьянской" или вторым этапом демократической революции, завершающей февральско-мартовскую революцию. Выступая на VIII съезде РКП(б) в 1919 году, Ленин говорил "В октябре 1917 года мы брали власть вместе с крестьянством в целом. Это была революция буржуазная, поскольку классовая борьба в деревне еще не развернулась" 9 . В.И.Ленин исходил из того, что успех Октябрьского переворота способен создать предпосылки для будущего перехода к будущему социализму: сразу же это не осуществимо.

Второй комплекс вопросов связан с постоянным ленинским поиском и развитием взглядов на социализм и пути его строительства в России. Фактически здесь перед нами по меньшей мере два Ленина: Ленин времен "военного коммунизма" и Ленин нэповский, уже отказавшийся от веры в возможность "велениями государства" построить социализм в крестьянской стране" 10 . Все это и многое другое было скрыто, фальсифицировано, извращено И.Сталиным, представлено в "марксизме-ленинизме" на сталинский лад. Так обстояло дело с отношением "марксизма-ленинизма" к действительным взглядам Маркса и Ленина.

Если же говорить об идеологии рабочего класса, то официальный сталинский "марксизм-ленинизм", вопреки сути действительного марксизма вовсе не являлся руководством к действию рабочего класса, крестьянства и интеллигенции; не был он также и руководством для действия партийно-государственной бюрократии, номенклатуры. Это было, скорее, объяснение мира, чем орудие его преобразования в том смысле, что отобранные для него и заключавшиеся в нем тезисы, вся совокупность идей, навязываемых массам в качестве "марксизма-ленинизма" содержала лишь то, как должны эти массы понимать и интерпретировать происходящее, окружающие их социально-экономические условия жизни, международные процессы и их развитие. Другими словами, партийно-государственной бюрократии с помощью этой идеологии, по меткому выражению Л.Троцкого, страховалась от недовольства снизу.

Особенно важно то, что идеи и концепции, отобранные из всего идейного арсенала Маркса, Энгельса и Ленина, были так соединены и интерпретированы в официальном "марксизме-ленинизме", что они не только служили наперед заданным прагматическим целям, но и создавали видимость внутренне согласованного, цельного учения. Ведь в сталинские времена и позже, а если подсчитать годы, то более шестидесяти лет эта сталинская версия взглядов Маркса и Ленина штопалась, подчищалась, подгонялась под тексты и усиленно внедрялась (во многом это продолжалось и в годы перестройки) в общественное сознание: написаны горы монографий и марксистско-ленинских учебников, тысячи брошюр и статей, защищен Монблан диссертаций, воспитаны целые поколения обществоведов, исповедующих эту правдоподобную ложь. А давно известно: не так благотворна истина, как зловредна ее видимость.

Но особенно существенно то, что в этом процессе "отработки", латания и подгонки, осуществленных Сталиным и его приближенными, было запрещено любое сомнение в проводимой селекции и проделываемых операциях. Фикция шаг за шагом становилась все больше и больше похожей на истину. Как ту не вспомнить афоризм: "для ниспровержения фиктивной власти слов нужна свобода слова". Этого-то сталинский тоталитаризм, преследовавший инакомыслие, никак не мог позволить своим оппонентам.

Такова суть официального, по своему происхождению - сталинского "марксизма-ленинизма". Результатом его реализации как раз и явился утвердившийся в странах "реального социализма" казарменный псевдосоциализм, т.е. тоталитаризм коммунистических цветов. Из этого обстоятельства следует ряд выводов.

Во-первых, совершенно очевидно, что широко распространившиеся в наше время утверждения, согласно которым в Восточной Европе и Советском Союзе потерпел крушение социализм, что поднявшиеся к свободе массы отвергли разочаровавший их, опротивевший им социалистический строй представляют собой или сознательную фальшивку или просталинскую неправду и перепев восторженных деклараций сталинских партийных съездов о построении социализма в СССР и других странах. Но если исходить не из деклараций, а из фактов, то ни один уважающий себя социолог или политолог никогда не назовет социализмом строй, в котором и средства производства и политическая власть отчуждены от трудящихся (а именно это и имело здесь место). Кстати сказать, совсем недавно те, кто сегодня распространяет миф о крушении социализма, опровергая пропагандистскую ложь о победах социализма и коммунизма в СССР, доказывали - и справедливо доказывали - что никакого социализма: ни гуманного, ни демократического, ни с человеческим лицом, ни без него, ни зрелого, ни недозрелого по указанной причине у нас никогда не было. Так, Ю.Афанасьев ясно и недвусмысленно писал: "Я не считаю созданное у нас общество социалистическим, хотя бы и "деформированным" (Правда, 26.VII, 1988).

Во-вторых, поскольку вопрос о социализме - его действительной сущности, о возможности его утверждения в той или иной стране и условиях такого развития - остается открытым, еще не решенным и будет стоять в повестке дня, пока остаются богатые и бедные, пока налицо эксплуатация и угнетение, то это, естественно, требует разоблачения не только подделок под социализм вроде казарменного псевдосоциализма и преодоления потерявшего всякий кредит сталинского "Марксизма-ленинизма", но и глубокого изучения всех содержательных социалистических учений, в том числе и нового - в свете случившегося - осмысления истинных воззрений Карла Маркса и Владимира Ленина, содержащих еще далеко не освоенные, но необходимые для этого мыслительные ценности.

Кому-нибудь может показаться, что все вышеизложенные рассуждения относятся к безвозвратно ушедшему прошлому и не имеют актуального политического значения для нашей сегодняшней, а тем более завтрашней общественной жизни. Блажен, кто верует! Так думать - значит глубоко заблуждаться, ибо народ, не понимающий своей истории, погрязший в мифологии, как говорил еще Гегель, - не политический народ, прозрение которого может сулить самые крайние неожиданности.

В самом деле, на чем зиждется уверенность нынешних власть имущих в том, что россияне как шли вчера, так будут идти и завтра за творцами капитализации России, которую осуществляют Президент Б.Ельцин и его команда? Эта уверенность строится на том, что граждане России вкусили уже социализм и обожглись на нем; теперь у них нет другой альтернативы, кроме капитализма. А как объясняются социально-политические сдвиги в Литве, Польше, других регионах, когда к власти возвращаются или бывшие коммунисты или другие, левые, социалистические силы? Или никак или объясняют это тем, что вот-дескать ностальгия по прошлому. Однако все подобные объяснения - продукт невежества! Они могут дорого обойтись власть имущим.

2. Социализм: опыт и подход к новой теории

Если вопрос о сущности социализма и путях его реализации остается открытым вопросом, ждущим своего разрешения, если общество, обращаясь к "марксизму-ленинизму", чаще всего имеет дело со сталинской фальсификацией взглядов Маркса и Ленина, то, учитывая все это, есть необходимость критически и заново, под углом зрения всего случившегося в "социалистическом мире" подойти к проблеме социалистического идеала. Здесь я для краткости и удобства полемики попытаюсь изложить свои соображения в виде тезисов.

Тезис первый. Учитывая исторический опыт и нынешние условия мне представляется необходимым по-новому понять само соотношение общественного развития, социализма и идеала. Прежде всего, нужен ли социальный идеал вообще? Я считаю, что это - не вопрос теории, а вопрос практики: хотим мы того или нет, но пока в обществе есть богатые и бедные, в нем будет существовать и проблема социальной справедливости. Равным образом, пока в обществе не уничтожены эксплуатация и угнетение человека человеком, тем более в своих наиболее возмущающих формах, до тех пор будет жить в нем и идея социализма. Но идея социальной справедливости, идеал социализма будут возобновляться в разных условиях по-разному.

Вряд ли является секретом то, что со времен полемики с Э.Бернштейном в среде большевиков и других течений рабочего движения не существовало правильного понимания сущности социалистического идеала. Не будет преувеличением сказать, что вопреки призыву Маркса признать социализм живым движением, творимым самими массами, а не раз и навсегда созданным мертвым, навязываемым сверху идеалом, постепенно в противоборстве с ошибочной формулой "движение все, цель - ничто" сложилось метафизическое представление о социалистическом идеале как некой раз и навсегда созданной марксизмом неизменной логической конструкции, вся последующая теоретическая жизнь которой состоит в ее всесторонней конкретизации при практическом воплощении, введении пролетарской властью.

Еще Роза Люксембург критиковала это заблуждение большевиков. В 1918 году в своей рукописи о русской революции она, в частности, писала: "Молчаливая предпосылка теории диктатуры в духе Ленина-Троцкого состоит в том, что социалистический переворот - это дело, для которого в кармане революционной партии имеется готовый рецепт, нуждающийся затем только в энергичном осуществлении. К сожалению - а возможно, к счастью, - дело обстоит не так. Практическое осуществление социализма как экономической, социальной и правовой системы, - далеко не сумма готовых предписаний, которые остается лишь применить, оно целиком пребывает в тумане будущего" 11 . Роза Люксембург, восстанавливая Марксово понимание социализма как живого движения, а не мертвого идеала, при этом подчеркивала два момента.

Во-первых, сам социализм как совокупность принципов и условий их реализации не может быть дан раз и навсегда, не может быть сформулирован во всей своей конкретности до своей реализации: все это формируется в самом социалистическом движении: "Ни одна социалистическая партийная программа, ни один социалистический учебник, - писала немецкая революционерка, - не могут разъяснить, какого рода должны быть те тысячи конкретных практических больших и малых дел, которые следует принимать на каждом шагу, чтобы осуществить социалистические принципы в экономике, праве, во всех общественных отношениях. Это не беда, а скорее преимущество научного социализма перед утопическим: социалистическая общественная система должна и может быть только историческим продуктом, рожденным из собственной школы опыта в час исполнения, из становления живой истории, которая точно так же, как и органическая природа (частью которой она в конечном счете является), обладает прекрасным свойством создавать одновременно с реальной общественной потребностью также и средства для ее удовлетворения, одновременно с задачей и ее решение" 12 .

Во-вторых, именно поэтому социализм нельзя ввести указом сверху по замыслу кучки идеологов. "Вся масса народа должна участвовать, - писала Роза Люксембург. - Иначе социализм будет декретирован, октроирован дюжиной интеллигентов, сидящих за зеленым столом. Общественный контроль совершенно необходим. Иначе обмен опытом останется только в замкнутом кругу чиновников нового правительства. Неизбежна коррупция. Против этого бессильны драконовские террористические меры. Наоборот, они коррумпируют еще больше. Единственное противоядие: идеализм и социальная активность масс, неограниченная политическая свобода" 13 . Здесь одно из обоснований отделимости социализма от политической демократии и свободы масс!

Тезис второй. В сегодняшних условиях необходимо учитывающих нынешний условия современный социализм, обладающий всеми качествами и гуманизма и демократии. Каково должно быть его отношение к марксистско-ленинскому социализму? Двоякое и вот почему. Во-первых, современный социализм глубоко чужд "марксистско-ленинскому социализму" сталинского образца: результат его практического воплощения известен, это - казарменный псевдосоциализм или тоталитаризм коммунистических цветов. Современный социализм не может быть и простым воспроизведением свободных от сталинизма мыслей Маркса, Энгельса и Ленина. Почему? Назовем здесь две причины. Во-первых, опираясь на исходные формулировки Маркса и Энгельса, многие мыслители прошлого - например, Михаил Бакунин и Иван Франко, - рисовали реализованный марксистский социализм в виде недемократического и негуманного общества, задавленного государственно- бюрократическим аппаратом, что и было осуществлено И.Сталиным и сталинистами. Поэтому учитывая эту историю и опыт сталинизма, наши сегодняшние характеристики будущего общества должны уже в проекте содержать такие изменения и уточнения прежних представлений, которые с самого начала исключат саму возможность подобных извращений. Во-вторых, многие годы, десятилетия, прошедшие с того времени, когда были высказаны мысли Маркса, Энгельса и Ленина не только не подтвердили правильности ряда их выводов, но и показали ошибочность и опасность некоторых из них; кроме того жизнь поставила много новых вопросов, которые раньше и не стояли, требуя на них ответа от современного социализма.

Третий тезис. Уже говорилось о том, что вопрос нужности или ненужности социалистического идеала - вопрос не теории, а практики. Но на чем должен строиться этот идеал, как должно создаваться современное видение социализма? Никак нельзя согласиться с теми, кто считает: создание современного видения социализма - это некая "волевая операция" по приписыванию будущему строю тех или иных новых, желательных для нас свойств. Вряд ли правы и те, кто думает, что, решая проблему, надо сесть, задуматься над интересами трудящихся и "родить" самоновейшее представление о социализме, а затем с помощью идеологических инъекций "привить" эти новые представления о социализме всем трудящимся. Таким путем можно родить не современное представление о социализме, а еще одну утопию.

Для К.Маркса и Ф.Энгельса эта проблема не представляли особых трудностей: они исходили из того, что ход истории подчиняется объективным законам, предопределяющим замену капитализма коммунизмом. Поэтому социализм - это послекапиталистическое общество, его закономерный результат. Именно так они и рассматривали "будущее социалистическое общество, как писал Ф.Энгельс, этот последний продукт капиталистического общества, порожденный им самим" 14 . Что это означало?

К.Маркс, Ф.Энгельс, а потом и В.Ленин руководствовались тем, что капитализм, развивая производительные силы, придает процессу производства все более и более общественный характер, вступающий в обостряющееся противоречие с частной собственностью, с частным присвоением капиталистами результатов общественного производства. Обосновывая роль рабочего класса как революционного класса, как могильщика последнего эксплуататорского общества - капитализма, Маркс не в последнюю очередь опирался на сформулированный им вывод или закон абсолютного и относительного обнищания, ухудшения положения пролетариата по мере развития капитализма. Констатируя обострение основного противоречия капитализма и нарастание активности рабочего класса, недовольного своим ухудшающимся положением, К.Маркс и Ф.Энгельс из этих объективных тенденций и антагонизмов капитализма делали вывод о закономерном революционном переходе от капитализма к социализму, рисовали общую картину нового общества, вытекающую из пролонгирования объективных тенденций и противоречий капитализма на будущее. При этом они предупреждали своих приверженцев, что, если в будущем открытые ими факты и объективные тенденции не будут иметь места, не будут иметь значения и сделанные ими выводы. В письме Эдуарду Пизу от 27 января 1986 года Ф.Энгельс писал: "Наши взгляды на черты, отличающие будущее некапиталистическое общество от общества современного, являются точными выводами из исторических фактов и процессов развития и вне связи с этими фактами и процессами не имеют никакой теоретической и практической ценности" 15 .

Вряд ли можно сказать, что называющие себя марксистами считались раньше и сегодня считаются с этим принципиальнейшим, методологическим положением. Не случилось ли так, что сначала констатировалось отсутствие объективной тенденции абсолютного обнищания пролетариата и из этого не сделали никаких выводов, касающихся революционного перехода от капитализма к социализму, а сегодня, когда капитализм не устраняет, а возрождает и поддерживает мелкое производство, модифицируя противоречие между общественным характером процесса производства и частным присвоением, и из этого, похоже, никто не сделал никаких выводов для хода истории.

Тезис четвертый. Как сегодня следует характеризовать социализм? Как можно в свете обретенного опыта и знаний определить социалистическое общество? Каков критерий социалистичности? Следует со всей решительностью подчеркнуть, что в современном видении социализма принципиально изменяется главное - сам критерий социалистичности, а вместе с ним и общее понимание социализма: взамен прежнего критерия, исходившего из типа собственности, выдвигается новый критерий - интересы человека труда: не то общество ближе к социализму, в котором выше процент обобществленных средств производства, а то, где лучше живется людям труда!

Всем известно, что на протяжении многих десятилетий слепленный И.Сталиным "официальный марксизм-ленинизм" заявлял, что суть социализма в общественной собственности на средства производства, что замена частной собственности общегосударственной и кооперативной - важнейший показатель или ключевой критерий социалистичности того или иного общества. В соответствии с таким подходом считалось: чем большим является объем и удельный вес национализированных и кооперированных средств производства в той или иной стране, тем ближе она подошла к социализму. Рассуждающих таким образом теоретиков не смущало то, что при таком подходе оказывалось, будто монгольские товарищи, живущие в юртах, но сделавшие еще в 40-е годы решающие шаги к подобному полному обобществлению средств производства, в 70-е годы жили при более зрелых социалистических условиях, чем трудящихся ГДР, где к этому времени удельный вес обобществленных средств производства был значительно ниже, чем в Монголии.

Откуда вырастает подобный абсурд? Из сталинской интерпретации взглядов Маркса и Энгельса, из "марксизма-ленинизма". Уже говорилось о том, что воспользовавшись ошибкой в переводе соответствующего положения "Манифеста Коммунистической партии", где у Маркса и Энгельса говорилось не об "уничтожении", а о "снятии" частной собственности, И.Сталин внедрил в коммунистическое движение свой подход, когда уничтожение частной собственности и утверждение общественной собственности фактически провозглашалось главной целью и смыслом социалистических преобразований. В той обстановке мало кого интересовал тот факт, что почти стопроцентная "социализация" средств производства в Советском Союзе и других странах не привела к "земле обетованной", не принесла ожидавшегося расцвета человеку труда: он не стал жить в достатке, не стал счастливее!

Жизнь показала - жить без частной собственности, без капиталистов это еще не значит жить при социализме! Учитывая именно это главный негативный урок семидесятилетних попыток построить социализм посредством полного уничтожения частной собственности и обобществления всех средств производства, можно и нужно дать иную трактовку, иную характеристику самого социализма. В чем ее суть?

Вполне понимания ограниченные возможности дефиниции и не претендуя на полноту характеристики, есть основания утверждать, что социализм как и любой общественный строй включает в себя целую гамму отношений: экономических, научно-технических, социально-политических, нравственных и идеологических, обусловливающих здесь новое положение трудящихся, каждого человека в обществе. Важнейший, определяющий все стороны критерий социалистичности того или иного общества - его отношение не к абстрактному человеку, не "приоритет человека, его интересов и потребностей" 16 , ибо трактовка социализма как абстрактного человеколюбия есть не что иное как возрождение фейербахианства: нет, критерий социалистичности любого строя заключается в его отношении к человеку труда, именно к его интересам и потребностям. Социализм - это и есть общественный строй, который освобождает человека труда от эксплуатации и гнета, ставит его в центр общественной жизни, превращает в ее хозяина, создает условия, чтобы свободное развитие каждого стало условием свободного развития всех.

С позиций этого критерия более социалистической или ближе к социализму будет не та страна и не то общество, которое, ликвидировав частную собственность, заменив ее государственной и кооперативной: так и не удовлетворило насущных потребностей трудящихся, не сделало их хозяевами жизни и несмотря на это многие десятилетия называет себя социалистическим, а тот общественный строй и в той стране, пусть не называющей себя социалистической, где в результате ограничения эксплуатации и гнета человек труда не только все более полно удовлетворяет свои потребности, но и обретает все больший общественный вес вопределении судеб своей страны, перспектив своего общества.

Как известно, Карл Маркс, определяя суть социальной революции рабочего класса, выражал ее формулой "освобождения труда". Не поняв всей глубины этой формулы или сознательно извратив ее смысл, И.Сталин и его последователи, указывая на освобождение человека труда как призвание социализма, стали ограничивать это освобождение ликвидацией эксплуатации человека человеком, замалчивая при этом или ничего не говоря об освобождении от угнетения человека человеком. Случайно ли такое упрощение?

Ведь эксплуатация и угнетение - не одно и то же. При эксплуатации речь идет о присвоении прибавочного продукта, созданного одним и присвоенного другим. А при угнетении речь идет о другом - о присвоении воли одного человека другим. Поэтому такое усечение лозунга "освобождение труда" имеет вполне реальный подтекст. Смысл его в обосновании казарменного псевдосоциализма, насаждающегося И.Сталиным и партийно-государственной демократией, строя, являющегося действительным хотя и скрываемым идеалом бюрократии (ибо только казарменный псевдосоциализм обеспечивает полновластие бюрократии).

В самом деле, ведь бюрократия, не поступаясь своими интересами, вполне способна предоставить трудящимся свободу от прежних форм эксплуатации. Но по самой своей природе бюрократия не может предоставить трудящимся свободу от угнетений и связанных с ним новых форм отчуждения и эксплуатации, процветающих при казарменном псевдосоциализме с его огосударствлением средств производства, т.е. формальном, а не реальном обобществлении. С новым пониманием природы социализма связано и иное видение его экономической и политической системы.

Тезис пятый. Понимание сути экономической основы социализма в его современном видении связано не с удельным весом тех или иных форм собственности - их соотношение зависит в первую очередь от хода научно-технического прогресса и его специфики в разных странах - а с тем, как обеспечить этот прогресс и как лучше подчинить его интересам людей труда и всех граждан. Жизнь показала, что это невозможно сделать при прежнем игнорировании индивидуально-частного интереса, без учета того, что именно частная собственность - не враг, а постоянный демиург экономического развития, который может и должен быть использован социализмом, в поступательном развитии каждой страны.

Разумеется, в разных конкретных условиях это использование не может быть одинаковым. Если при выходе из социально- экономического тупика особый упор должен быть сделан на введении института частной собственности, развитии товарно-денежных отношений и формировании рынка под контролем государства, то в рамках социалистической экономики речь должна идти о формировании социалистической многоукладности, о свободе выбора каждым гражданином места приложения своих способностей и усердия в интересах общества, большинства его граждан. Как это следует понимать?

Поскольку уровень развития средств труда, совершенство производительных сил в различных отраслях народного хозяйства не одинаковы, а их рост в разных сферах протекает неравномерно, есть основания утверждать, что и социализм всюду будет экономическим строем вовсе не с двумя формами социалистической собственности (общенародной и колхозно-кооперативной, как это мыслилось совсем недавно), а строем с многоуровневой собственностью: общенародной, колхозно-кооперативной, кооперативной, акционерной, а также собственностью семейной, частной и индивидуальной. Раньше многие из этих форм собственности считались несовместимыми с социализмом. Это - не верно, ибо дело в другом.

Сейчас трудно определить структуру "социалистической многоукладности" - соотношение различных видов и форм собственности на разных этапах научно-технической революции и совершенствования социализма. Но представляется бесспорным то, что сам социализм связан не с количественным возобладанием определенных форм собственности, навязываемым обществу не зависимо от хода общественного прогресса и его местной специфики, а с доминированием интересов людей труда как в организации производства, так и распределения.

Доминирование интересов труда как сущностная черта экономики социализма вовсе не означает их диктата, игнорирования интересов других социальных групп и граждан. Такое общество исходит из важности и нужности всего многообразия частных и общих дел, обеспокоено сочетанием их индивидуальных, групповых и общественных интересов, когда, с одной стороны, обеспечивается наиболее эффективное, соответствующее их сути использование наличных средств производства для общественного развития, а с другой, гарантируется то, что экономическая независимость личности не превратит ее в наемника государства (что обеспечивается развитием альтернативных форм хозяйствования).

Линия на унификацию форм и видов собственности, сведение их к двум формам социалистической собственности, сливающихся в одну, общекоммунистическую, при устранении частной собственности, не подтверждается ходом современной научно-технической революции, использованием ею мелких форм производства. Более того, прежняя торопливость в обобществлении средств производства оказалась одним из главных тормозов общественного прогресса. Ведь игнорирование реального уровня развития производительных сил, объективного уровня обобществления процесса производства, состояния характера труда вело к тому, что проводилось формально-юридическое обобществление (огосударствление), средств производства, средств труда, практическое использование которых технически и технологически могло быть только групповым или даже индивидуальным, но никак не общественным, т.е. осуществляемым всем обществом. Важно подчеркнуть не только формальный, в известной мере "липовый" характер подобного обобществления, т.е. его фактическое отсутствие, но и то, что само такое обобществление, разрушая прежние формы присвоения средств труда и не создавая новых, только усиливало их отчуждение от работников производства, выступало как вновь созданный тормоз общественного прогресса, как фактор, не просто сдерживающий, а стопорящий развитие производительных сил в этих сферах.

Тезис шестой. Понимание природы политической системы социализма в его современном видении основывается на незыблемости народовластия, на новом подходе к формам его организации. Важнейшая новация здесь связана с признанием ошибочным марксистское неприятие парламентаризма, разделения властей и многопартийности как средств реализации народовластия. Судьбы политической власти трудящихся при сталинизме требуют особого внимания к этим вопросам, а новое понимание экономических основ социализма, его социальной структуры, требует, с одной стороны, признания плюралистической демократии в новом обществе, его своеобразной многопартийности, а с другой, поиска новых форм обеспечения прав и свобод граждан в условиях существенного расхождения и даже антагонизма коренных интересов.

Некоторые теоретики, называющие себя демократами, уже здесь видят основания для отказа от народовластия, считая его "непреодоленной утопией". Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Если предыдущее общество, пронизанное антагонизмами, могло обеспечить права и свободы граждан, а также функционирование плюралистической демократии при доминировании в обществе интересов имущего меньшинства, то не может быть никаких разумных аргументов против того, чтобы гарантировать дальнейшее расширение прав и свобод граждан, а вместе с тем и успешное функционирование плюралистической демократии в обществе с большей однородностью интересов граждан и при доминировании в обществе интересов людей труда, составляющих большинство.

Здесь в политической сфере тоже существуют, с одной стороны, актуальные проблемы перехода от тоталитарных порядков к демократии, а с другой, проблемы демократии, присущей социализму в его современном видении. Пока в нашем обществе пытались решить, но так и не решили первую проблему: создания политических условий для осуществления экономической реформы и выхода из тупиковой ситуации. Как в России попытались решить эту проблему показали события 21 сентября - 4 октября 1993 года, завершившиеся серьезным кровопролитием, расстрелом из танков Белого дома с находившимся там парламентом. Итог: страна оказалась без парламента и без конституции. Почему?

Уже при разрушении тоталитарных порядков и выходе из социально-экономического тупика, когда существует возможность продвигаться вперед ИЛИ через обострение борьбы, противоборство, грозящее авторитаризмом, ИЛИ посредством консенсуса, соглашения большинства населения во имя продуманной и в интересах большинства осуществляемой экономической реформы, важно находиться на пути для утверждения и развития демократии с углубляющейся гласностью, позволяющей самим гражданам иметь собственное мнение по всем интересующим вопросам, а также их контроль за деятельностью властей. Это пока не удалось!

Вопреки попыткам поставить под сомнение саму возможность народовластия, следует подчеркнуть, что и современное видение социализма утверждает, что никакой настоящий социализм невозможен без действительного народовластия. Главное в его создании состоит в формировании двух механизмов.

Первое: необходима система политических гарантий и организационных форм, при которых "контрольный пакет" властных функций никогда не передоверяется трудящимися своим представителям, что позволяло бы самим трудящимся по их воле (механизм должен предусмотреть формы учета и реализации этой воли) создавать высшие органы законодательной власти и устранить неугодных трудящимся "слуг народа", отвергнуть их политику. Только в этом случае народ - действительно высший носитель государственной власти в стране.

Второе: необходимо все без исключения должностные лица в стране поставить под контроль народа. Таким образом в известной мере права и обязанности управляющих и управляемых будут уравнены: повседневное распоряжение управляющих своими управляемыми будет сочетаться с постоянным контролем управляемых над управляющими, с возможностью управляемых выбирать или не выбирать данных управляемых на занимаемые ими должности. Короче говоря, постоянно располагая "контрольным пакетом" властных функций, граждане должны всегда сохранять реальную возможность по своему усмотрению сохранять или устранять с политической арены своих правящих слуг. Только такие механизмы власти и управления с демократическим контролем и правовыми процедурами уменьшили бы, а то и свели бы на нет элемент случайности, а тем более антинародности в решении важнейших политических, экономических и международных проблем.

Тезис седьмой. Специфика нынешней ситуации такова: сегодня перед Россией непосредственно стоит задача не перехода к социализму (как в силу объективных условий, так и из-за состояния общественного сознания такой переход не актуален), а задача выхода не из экономического кризиса, а из социально- экономического тупика% т.е. перехода от тоталитаризма коммунистических цветов к рынку в экономике и к демократии в политике.

Поэтому применительно к России важно различать программу- минимум, нацеленную на выход из тупика, и программу-максимум, имеющей своей целью утверждение социализма, создание его структур в экономике и политике. Приходится констатировать, что сегодня ни одна политическая партия или объединение не имеют взвешенной, обоснованной программы-минимум, что делает весьма сомнительным скорый выход страны из тупиковой ситуации, не говоря уже о более отдаленных перспектив.

Таковы некоторые проблемы современной концепции социализма, исходя из опыта и условий бывшего "социалистического мира".

1. Г.Лисичкин. Мифы и реальность. Нужен ли перестройке марксизм- ленинизм? Новый мир. 1989, N 3, с. 51.

2. Л.Троцкий. Сталинская школа фальсификаций. М., 1990, с. 7-8.

3. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 19, с. 120.

4. Там же.

5.К.Маркс и Ф.Энгельс. Избр. произведения в 3-х томах. Т. 1., с. 120.

6. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 42, с. 114.

7. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 42, с. 15.

8. Там же, с. 114.

9. В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, с. 192.

10. См. В.И.Ленин. Полн. собр. соч., т. 43, с. 222 и др.

11. Роза Люксембург. Диктатура и демократия. Новое время, 1990, N 7, с. 42.

12. Роза Люксембург. Диктатура и демократия. Новое время, 1990, N 7, с.

13. Там же.

14. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 32, с. 303.

15. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 36, с. 364.16. См. "Правда", 16.VII.1989.